Для социологии эта книга представляет собой учебное пособие, в котором подробно разбирается определенный социальный подход к изучению социальной жизни. Драматургический подход фокусируется на принципах театрального представления, т.е. на том, какими именно способами индивид представляет себя и свою деятельность другим, контролирует у этих людей формирование определенного впечатления о себе и что может делать, а что нет во время этого представления. Данная книга исследует именно это театральное представление индивидом себя другим.

Гофман выделяет две формы выражения:
- произвольную (способ выражения, при котором индивид дает окружающим некоторую информацию о себе)
- непроизвольную (способ выражения, при котором индивид выдает себя)
Т.е. если мы говорим о первом способе, то индивид передает какую-либо информацию посредством вербальных символов (разговора, общения), а второй способ заключается в том, что индивид может дать о себе какую-либо информацию непроизвольно с помощью определенной манеры общения, с помощью своих отличительных качеств, различных действий и т.д. Коммуникация у Гофмана - это процесс передачи информации, которая включает в себя различные обобщенные символы и симптоматику отдельных индивидов.

Предположения позволяют человеку начать взаимодействие с другим, сконструировать начальный ход своих действий, строить первоначальные выводы о нем. Посредством последующей коммуникации с другим, некоторые выводы будут опровергаться, некоторые наоборот укрепляться, возможно, будет реконструироваться ход действия по отношению к другому.

В большей степени Гофмана интересует второй тип самовыражения - непроизвольный (который он называет еще театральным, невербальным и непреднамеренным).
Элементами выражаемого поведения являются: определение ситуации индивидом, выдвижение различных предположений, конструирование действия индивидом, само действие, появление различных выводов об индивиде и возможное изменение этих выводов в последующем.
Асимметрия коммуникации заключается в следующем: индивид осознает только произвольную часть самовыражения (та часть самовыражения, которая состоит из вербальных утверждений индивида). Наблюдатели же принимают во внимание и произвольную и непроизвольную часть самовыражения индивида (непроизвольная часть - та часть, которая состоит из проявлений непроизвольного самовыражения индивида, которой он почти не владеет которую почти не контролирует). Симметрия коммуникации может быть восстановлена посредством контроля индивида за непроизвольной частью самовыражения, планирования им определенной ситуации.
Гофман выделяет два режима исполнения роли (два полюса):
1) Вера в собственную роль - режим, при котором индивид полностью увлечен собственным действием
2) Отсутствие веры в собственную роль - режим, при котором индивид цинично относится к собственному действию
Эти режимы могут меняться. Если изначально у человека не было веры в собственную роль, то в скором времени человек может «вжиться» в роль которую он играет и приобрести веру в эту роль. Если изначально вера в роль существовала, то постепенно человек ограждаться от своей роли, чтобы защитить свое внутреннее Я от слишком тесного соприкосновения с аудиторией. Также Гофман пишет, что существуют колебания веры: ситуация, когда индивид колеблется между верой и цинизмом и, в конце концов, останавливается на чем-то одном.
Передний план - «стандартный набор выразительных приемов и инструментов, …выработанных индивидом в ходе исполнения », которые сопровождают его лишь в исключительных случаях. Личный передний план - набор выразительных приемов и инструментов, которые тесно связаны с самим исполнителем и сопровождают его повсюду. Элементами переднего плана являются различные элементы обстановки: мебель, декорации, физическое расположение участников и т.д. Элементами личного переднего плана являются элементы внешнего вида человека и его манер: отличительные звания официального положения или ранга, умение одеваться, пол, возраст, расовые характеристики, габариты, внешность, осанку, характерные речевые обороты, выражения лица, жесты и пр. Данные элементы представляют собой некоторый реквизит для протекания человеческого действия. Этот факт делает их крайне важными для постановки данного действия. Информация, сообщаемая передним планом всегда абстрактна и обобщенна. Это происходит вследствие того, что она содержит нормы, которые могут быть использованы различными рутинными представлениями.
Идеализация - процесс воплощения индивидом общепринятых ценностей определенного общества в большей степени, чем в повседневной жизни (в совершенной степени). Идеализация проявляется в том, что индивид принимает определенную роль (идеальный образец поведения), не свойственную ему в повседневной жизни и следует ей определенный промежуток времени. Посредством идеализации индивид может внушить аудитории определенное впечатление, которое зачастую может помочь ему в осуществлении своих корыстных целей.
Зона исполнения - любое место, в котором восприятие исполнения так или иначе ограничено. Зоны исполнения заостряют внимание индивидов на определенных аспектах исполнения и ограничивают в других.
Зона переднего плана - место проведения представления, в котором какое-либо исполнение является точкой отсчета (другими словами: место, в котором выразительно подчеркиваются некоторые элементы определенного представления). Поведение в этой зоне направлено на создание определенного впечатления об индивиде, впечатления, что деятельность индивида в этой зоне направлена на поддержание и воплощение определенных социальных норм и стандартов.
Исполнитель придерживается определенных правил вежливости (нормы вербального обращения исполнителя к аудитории) в беседе и определенных приличий поведения (соблюдение исполнителем определенных ограничений в поведении когда он находится в зоне видимости или слышимости аудитории, но не обязательно говорит с ней), которые можно разбить на моральные требования и инструментальные.
Зона заднего плана - место, в котором «осо-знанные противоречия с насаждаемым впечатлением при-нимаются как должное» (другими словами: место, в котором появляются и признаются скрываемые от публики факты). Зоны заднего плана играют роль так называемых закулис, т.к. в них репетируются и подготавливаются различные представления, а также в них нет возможности попасть членам аудиторий (в них могут попасть только исполнители).

Американский социолог, социолингвист и социальный психолог канадского происхождения Ирвинг Гофман (1922- 1982) у многих обществоведов снискал репутацию хотя и признанного мастера (даже “гения”) социологических микроинтерпретаций, но вместе с тем мыслителя эзотерического и уникального. В результате пишущие о Гофмане обычно преувеличивают обособленность и оригинальность его мысли. Цель данной статьи - представить Гофмана как органическую часть большой европейской и американской социально-философской и социологической традиции, проследить истоки его основных понятий, чтобы в этом контексте лучше понять его личный вклад в теоретическую социологию.

Если все же заходит речь о влияниях и ближайших родственниках “социальной драматургии” Гофмана, то чаще всего ее рассматривают как одно из поздних ответвлений “символического интеракционизма”, по общему мнению, самой исконно американской из наиболее известных “школ” социологии. В начале века основоположники символического интеракционизма (хотя это название установилось гораздо позже) на свой лад совершили в американской социологии индивидуалистический и волюнтаристский поворот, подобный европейскому наступлению на позитивистскую социологию, начатому несколько раньше неокантианцами. Однако сами эти основоположники (и в частности посмертно превращенный в главный авторитет символического интеракционизма Джордж Герберт Мид) в большинстве были участниками широкого, не просто философского, но, пожалуй, общественного движения - прагматизма, идеи которого косвенно подключали их также к традиции английского эмпиризма и методологического индивидуализма XVIII в. О влиянии стол-

постоянные ссылки на тексты У. Джемса, Дж. Сантаяны периода увлечения Джемсом и других авторов того же круга. Им Гофман обязан многими своими ключевыми понятиями. Прагматизм расходился с позитивизмом (исходя из похожих установок методологического натурализма) в основном трактовкой отношения между организмом и средой, индивидом и обществом. Настрой прагматизма сугубо активистский: человека принципиально следует рассматривать как действующий волящий субъект, а не как объект, пассивно подчиняющийся законам природы, способный лишь созерцать и научно познавать независимые от человеческой воли “объективные” процессы в природной и социальной среде. Это соответствует общей гносеологической максиме прагматизма: всякая истина есть не нейтральное состояние сознания, а состояние бытия, формируемого людьми в соответствии с поставленными целями. Хотя натуралистическая детерминация человеческих действий здесь не отрицается, исследовательское внимание переносится с фактов их зависимости от среды на свободу человека, на возможности контролирования и манипулирования им окружающей среды. Среда, особенно социальная, включает в себя другие активные организмы, и человек становится человеком в процессе взаимодействия с этой активной средой. Общество можно понять через анализ взаимодействия и взаимовлияния индивидов.

Уже у Джемса и Джона Дьюи, создателя особой разновидности прагматизма - “инструментализма”, появляется знаковое для символического интеракционизма понятие “коммуникации” , конкретизирующее общую идею взаимодействия И базовое в системе понятий Гофмана. В первом приближении коммуникация - это процесс передачи друг другу и, следовательно, постепенного обобществления частного опыта, идей, эмоций, ценностей и т. п. От этого активного процесса зависит формирование и отдельной личности, и общества, и социального института, организации или учреждения. Зависимость становления личности от процесса трансляции жизненного опыта другим индивидам и приема от них встречных сообщений (“коммуникация” охватывает и трансляцию и прием) подразумевает теоретическое расхождение как с психологизмом, допускающим существование некоторых готовых, врожденных природных мотивов человеческого действия, независимых от социальной среды, ситуации, окружающих институтов, так и с крайним социологизмом, представляющим человека чем-то вроде tabula rasa - чистого листа, пассивно заполняемого прямыми импульсами природной и социальной среды, коллективного сознания и т. п. Зависимость же формирования и функционирования общественных объединений, организаций и учреждений от процесса коммуникации проявляется в том, что их постигает окостенение, бесплодие и в конце концов распад, если они не служат делу облегчения и всяческого обогащения коммуникации между людьми.

На путях анализа и детализации этой двойной зависимости философы-прагматисты (непосредственным участником прагматического движения был Мид, при жизни никогда не называвший себя социологом) открыли на будущее теоретико-социологическое значение проблемы коммуникации. Фактически само существование общества сводилось ими к совокупности процессов коммуникации и обмена информацией, формирующих необходимую для совместной деятельности “общую собственность” (по выражению Дьюи) всех людей на более или менее одинаково понимаемые цели, взгляды, ожидания и т. п. По сравнению с контовским понятием “ consensus omnium ” - ключевым в старой позитивистской социологии и тоже предполагавшим общность чувств, мыслей и мнений, - здесь, на первый взгляд, произошел всего лишь перенос исследовательских интересов со статичной трактовки “консенсуса” как необходимого атрибута общества на анализ процесса формирования вышеуказанной общности. Но и это обеспечило существенное изменение исследовательской перспективы. Вместо контовско-дюркгеймовской интуиции общества как созданной прошлым, мощной, почти божественной данности, исходным стал образ общества как чего-то созидаемого по ходу дела, так сказать, ситуативно. Именно этот сдвиг положил начало своеобразному социологическому конструктивизму значительной части американского обществоведения - толкованию социальной реальности как непрерывно творимого продукта повседневных взаимодействий, смысловых интерпретаций и переинтерпретаций. Подобный подход прослеживается не только у Гофмана, но и в таких родственных ему направлениях социологии как социальная феноменология, этнометодология и т. п. Подход этот заставляет также вспомнить зиммелевскую идею “обобществления” как функциональной формы межчеловеческого взаимовлияния, в которой отдельные люди “срастаются” в то или иное общественное единство. Поэтому совсем не случайны уверения Гофмана в следовании зиммелевской традиции, как не случаен авторитет Зиммеля среди основоположников символического интеракциоционизма - редкое явление для представителя европейской социологии в Америке первых десятилетий XX в.

Следствием принятой столпами прагматизма и усвоенной Гофманом позиции стала чрезвычайно плюралистическая концепция общества, прекрасно вписывающаяся в джемсовскую картину “Плюралистической Вселенной” и потенциально обосновывающая его демократическую идею “многообразия религиозного опыта”. Никакой единообразной организации социума не существует. Видов общественных объединений возможно столько, сколько в коммуникационном обороте вращается благ и ценностей, способных приумножаться в процессе взаимообогащающего обмена между людьми и становиться новыми точками социальной кристаллизации. Мид вообще был склонен считать проблему структуры общества (равно как и структуры личности) ложно поставленными проблемами, ибо все в мире есть непрерывное становление, так что повседневная практика и наука всегда имеют дело с процессами и никогда с застывшими состояниями.

Такая позиция запрещает рассматривать и человеческое поведение как исключительно индивидуальное достояние, и его среду как застывшую систему общественных отношений или готовых норм, к которым индивид вынужден пассивно приспособляться. Казалось бы личное поведение всегда разделяется другими в том смысле, что любая индивидуальная деятельность вызывает реакцию в человеческой среде в формах поощрения, протеста, присоединения, игнорирования и т. п. Эту текучесть и коллективную “делаемость”, конструируемость среды прагматисты обычно выражали в понятии ситуации, входящем в систему базовых понятий Гофмана. Принципы трактовки этого понятия были заложены уже в “функциональной психологии” Джона Дьюи, которая исходила из того, что поведение человека есть ответ не на какой-либо единичный объект, стимул, событие, даже не на произвольно изолированное множество объектов или событий, а всегда на оценку ситуации в целом, опирающуюся на весь контекст накопленного и текущего жизненного опыта. От этого был только шаг до социологического понятия определение ситуации, введенного Уильямом Томасом (1863-1947) и виртуозно использованного Гофманом.

Томас исходил из того, что всякая конкретная человеческая деятельность оказывается развязкой какой-то конкретной ситуации, и своим термином “определение ситуации” подчеркивал, что, более или менее сознательно выбирая свои линии поведения, действующие субъекты соучаствуют в создании общих его правил на данный случай, а не просто следуют неким универсальным, безликим и обязательным нормам. Важнейшей частью ситуации для всякого действующего были, по Томасу, установки и ценности других ее участников. Поэтому любую реакцию индивида на этих “других” следовало анализировать не как прямую реакцию на то что они делают и говорят, а как опосредованную реакцию на значения, приписываемые их словам и делам данным индивидуумом. Социальный мир - это прежде всего вероятностный мир значений. Гофман сочувственно цитирует мнение Томаса (см. с. 34 наст. изд.), что в повседневной жизни люди принимают решения, действуют и достигают своих целей на основе сугубо предположительных умозаключений, а не статистических и прочих научных выкладок. К примеру, никак нельзя дать научную гарантию, что гости на каком-нибудь приеме ничего не украдут, но долг гостеприимства тем не менее исполняется на основании предположения о порядочности всех приглашенных. Отсюда следует, что воображаемые, предположительные значения могут иметь самые что ни на есть реальные последствия в виде целенаправленных действий людей. Об этом говорит так называемая теорема Томаса: “Если люди определяют ситуации как реальные, то они реальны по своим последствиям”.

Теорема Томаса имеет уже прямое отношение к проблеме символизма в социальном взаимодействии, наиболее авторитетно для адептов прагматизма и символического интеракци-онизма разработанной Мидом. Главной темой его социальной философии был анализ перехода от простейших общественных отношений, имеющих биологическую подоплеку и использующих жестовую коммуникацию, к общественным отношениям на основе символической коммуникации. Ее возникновение и эволюцию Мид объясняет вполне * материали-с-ически”, в понятиях дарвиновской теории эволюции. Он исходит из того, что человеческое общество является продолжением и разрастанием некоторых простых и фундаментальных социо-физиологических отношений между биологическими организмами. Простейшее сотрудничество, первичные социальные акты в мире живого формируются под влиянием биологических импульсов голода и полового влечения. Самым элементарным способом взаимного приспособления действий живых организмов и их взаимовлияния на поведение друг друга становятся жесты. Жестом в сущности может стать любое движение организма, вызывающее приспособительные реакции со стороны других организмов. Жесты (к примеру, разнообразные инстинктивные гримасы, оскал клыков и т. п.) остаются таковыми, пока организм не сознает их более или менее точного значения, пока они производятся без намерения вызвать у других определенную реакцию. Предвидение ответных реакций на жесты свидетельствует об их подъеме на новый уровень коммуникации - уровень знача-щих символов, об их превращении в язык. Жест - явление преимущественно частное, партикулярное, символ - инструмент универсальный.

Мид последовательно реализовывал этот натуралистический подход, исследуя развитие символической коммуникации в контексте общей эволюции человека. Выделение человека из животного царства изучалось и оценивалось по нескольким взаимосвязанным критериям: развитию способности пользования значащими символами (языками), становлению абстрактного мышления (которое предполагает использование символических языков во внутреннем диалоге), возникновению и развитию личности, формированию зачатков социальной организации (то есть некоторых устойчивых институциональных рамок социального взаимодействия). Все эти критерии, в принципе, равноправны, но все-таки самой разработанной и обобщающей у Мида была картина эволюционного процесса в целом с точки зрения формирования и социального функционирования личности. Описанные Мидом механизмы этого функционирования во многом стали источником системы понятий в гофмановской социальной драматургии и потому заслуживают краткого обзора.

Как и у всех прагматистов личность по Миду - это не какая-то неизменная структура, а непрестанный процесс. В отличие от контовско-дюркгеймовской традиции Мида занимает не проблема усвоения индивидом готовых социальных норм, а проблема приобретения им способности к самостоятельной оценке собственного поведения и деятельности, приобретения личности. Личность имеет социальное происхождение. Ее формирует диалог. Разговор с другими учит умению разговаривать с самим собой, учит мыслить, ибо мышление есть по сути “внутренний диалог”. Мид стоит на аристотелевских позициях первичности социального опыта: индивид обретает в себе партнера, вырабатывает самовосприятие не прямо, а опосредованно, воспринимая точку зрения других членов социальной группы, к которой принадлежит, либо некую обобщенную позицию этой группы в целом. Благодаря усвоению истинных или воображаемых установок других в отношении себя, человек научается смотреть на себя и соответственно действовать “объективно” и тем самым становится полноценным “субъектом” социального действия. Человек как продукт биосоциальной эволюции - это организм, обретший личность, то есть способный воспринимать и сознавать самого себя, способный регулировать свое поведение, изменяя его установки в процессе внутреннего диалога, саморефлексии. Человек как личность приобретает способность интериоризировать социальное действие, иными словами, превращать образцы реакций “других” на ту или иную ситуацию в собственные внутренние мотивы к действию.

Важнейший механизм этой интериоризации Мид называет принятием (на себя) ролей (role - talking ) . Индивид выступает в ролях других людей перед самим собой, в каждой воображаемой ситуации как бы разыгрывая определенную роль перед определенной воображаемой аудиторией, шаг за шагом обдумывая, как будут те или иные зрители реагировать на его исполнение, и в зависимости от выводов относительно ожидаемой реакции выбирая будущую линию реального поведения. Существуют два разных вида принятия ролей, характеризующие две фазы в развитии личности. В первой индивид примеривает на себя роли и подражает поведению конкретных лиц (родителей, ближайших родственников, домашнего доктора, повара и т. п.). Происходящие при этом психические процессы напоминают некоторые явления переноса, описанные в психоанализе. Во второй фазе социально-психологические установки других людей подвергаются генерализации, появляется “обобщенный другой” (the generalized other), представляемый в понятиях “народ”, “мораль”, “Бог”, “общество” и т. д. Обобщенный другой ассоциируется с формированием всеобщих абстрактных правил поведения, исполнение которых поддерживает существование данного сообщества как целого.

В этой мидовской схеме уже просматривается основная идея театрального подхода Гофмана к анализу форм и ритуалов межличностного взаимодействия. Но ключевая в этом анализе концепция социальной личности имеет гораздо более глубокие корни, чем только в философии Мида. В рамках прагматистского движения близка к мидовской схема формирования личности Чарлза Кули (1864-1929), известная как концепция “зеркального Я” (looking - glass - self). Кули имел в виду, что человек научается владеть своим Я, всматриваясь в свое изображение в зеркале других людей, воображая, как видят его эти другие, и соотнося собственные представления о себе с представлениями, приписываемыми им людям, с которыми сводит его жизнь. По сравнению с Мидом у Кули дана лишь общая постановка проблемы. Сама же эта постановка восходит к гораздо более интересной и глубокой трактовке родственной проблемы согласования личного и общественного блага у Адама Смита в его главной книге “Теория нравственных чувств” (1759).

Прародительницей всех построений, подобных схеме “зеркального Я”,была смитовская концепция “симпатии” и “беспристрастного наблюдателя” (impartial spectator). Смит прямо использовал метафору “зеркала”, рассуждая о воспитательном воздействии общества на личность. Если вообразить человека, выросшего в изоляции, без всякого сообщения (коммуникации) с себе подобными, то такой человек был бы не способен судить ни о собственном характере, ни о добре либо зле в своих мыслях, чувствах и поведении, ни даже о своей внешности. Только общество подносит индивиду зеркало, в котором он в состоянии увидеть и оценить эти сами по себе безразличные свойства. В природе человека, по Смиту, заложено, во-первых, естественная для каждого способность симпатии (сочувствия) другим людям, в основном выражаемая в сочувственном понимании их чувств, которые предположительно являются мотивами соответствующих поступков; и, во-вторых, способность оценивать собственные действия, воображая, как отнесся бы к ним и к их побудительным мотивам беспристрастный наблюдатель, наделенный той же естественной симпатией к другому и на ее основе склонностью к моральным оценкам. Смит буквально предвосхитил мидовскую формулу “обобщенного другого”, утверждая, что человек несет общество в себе, принимая обобщенные нормы, оценки и чувства других людей как часть самого себя.

Беспристрастный наблюдатель проявляет себя в жизни, так сказать, в двух ипостасях. Первая - это “внутренний наблюдатель”, который по-русски называется совестью. В совести как внутреннем наблюдателе представлены не только нравственные нормы, сложившиеся в ходе естественной эволюции человечества и одобряемые большинством современников, входящих в один культурный круг, но и трансцендентные моральные нормы, отражающие веру в высшую справедливость, хотя бы за гробом, и тем духовно соединяющие отдельного человека с Богом, дающие ему силы следовать абсолютным принципам поведения независимо от эмпирических разочарований в жизненной справедливости. Вторая ипостась беспристрастного наблюдателя - это рынок, честное зеркало, в котором отражается и получает оценку нужда каждого отдельного человека в других прежде всего с целью удовлетворения своих материальных потребностей, а не только для получения морального одобрения своего поведения. Рынок - это зеркало, которое правдиво показывает каждому, нужна ли вообще и насколько нужна его деятельность обществу, и по которому индивид корректирует качество и назначаемую цену своей работы. В изоляции, без взаимодействия с ближними все это невозможно. В рыночных отношениях моральный принцип взаимной симпатии проявляется в экономической форме взаимовыгодного обмена, который в принципе остается нравственным, ибо удовлетворяет естественное стремление человека к собственному благу при сохранении благожелательного отношения к другим, а что естественно - то справедливо. Элементарные отношения взаимности и обмена служат исходным пунктом в анализе справедливого хозяйственного устройства, чему посвящена самая знаменитая книга профессора моральной философии Адама Смита “Исследование о природе и причинах богатства народов” (1776). Следствием этих с виду простых соображений о природе человека была номиналистская концепция общества как непреднамеренного порядка взаимодействий преимущественно свободных производителей и продавцов, которые несмотря на своекорыстные интересы, способны сосуществовать друг с другом благодаря снисходительному чувству взаимной симпатии. Это чувство можно испытывать только к другому человеку, но не к обществу как некоему абстрактному целому.

Такое обширное историческое отступление о взглядах Смита понадобилось, чтобы показать на их фоне ограниченность вроде бы похожей “коммуникационной” трактовки общества у символических интеракционистов и прагматистов, ограниченность, не признаваемую большинством из них, но, как мы увидим позже, хорошо сознаваемую Гофманом. В фундамент, на котором должна была строиться теория общества, Смит заложил философские принципы и измерения “человеческой природы”, не исчерпаемые по открывающимся перспективам интерпретаций. Недаром на Смита, моралиста и экономиста в одном лице, ссылаются и социологи-эволюционисты, сторонники эволюционной этики, которые уверены, что мораль вырабатывается человечеством на историческом опыте разных этносов методом проб и ошибок; и те, кто верит в изначальную “естественную гармонию” и скрытую мудрость Провидения, без которого человек бессилен и которое без ведома людей компенсирует издержки индивидуальной v свободы; и многочисленные школы неоклассической и неолиберальной экономики; и те, для кого экономика и социология - ценностно-нейтральные, натуралистические по методу науки; и защитники морального статуса этих наук. Главное, что Смит подверг анализу не только элементарные духовные основы общества, но и спонтанно возникающие со временем объективные социальные отношения и феномены высших уровней сложности, вроде процессов самоорганизации рыночного порядка, которые он описывал, прибегая к метафоре “невидимой руки”. Основной же недостаток символического интеракционизма на этом фоне заостренно выявил Кули с его склонностью совершенно дематериализовывать общество, толкуя социальное взаимодействие преимущественно как игру людских воображений друг о друге. Человек непосредственно существует для другого человека лишь как воображаемая сущность, воздействующая на его разум. В прямых общественных контактах и отношениях с другими воображение данного лица участвует как реальное лицо. Поэтому общество как непосредственная конкретная данность существует в головах в виде совокупности отношений между воображениями о ближних.

Хотя Мид обозвал подобную позицию “социальным солипсизмом”, но его “обобщенный другой” - тоже всего лишь зачаток обычного “среднесоциологического” понятия общества, даже потенциально не способный отобразить многие важнейшие и определяющие его отношения. К примеру, коммуникационная схема, неявно предполагающая взаимодействие индивидов на принципах полного равенства и добровольности участия, еще позволила Миду от понятия обобщенного другого прийти к обедненному понятию “социального контроля”, отождествленного с самоконтролем, но такому асимметричному отношению между людьми как власть (этому реальнейшему средству социального контроля) просто нет места в данной теоретической схеме. Термин “общество”, без разбора относимый Мидом ко всем ситуациям, где наблюдается какое-то взаимодействие между индивидами, невольно навязывал ложное представление о принципиальной однородности систем социальных взаимосвязей в этих ситуациях. В конечном счете преодоление “социального солипсизма” Кули свелось у Мида к потенциальному расширению границ общества по мере увеличения радиуса действия всех видов коммуникации и, следовательно, к расширению возможностей принятия на себя ролей лиц не только из ближайшего окружения, но и далеких в пространстве и времени.

Вероятно, самым логичным следствием таких предпосылок об универсальном и единообразном социальнопорождающем эффекте коммуникации было бы простое и популярное истолкование ее составляющих в духе Дюркгейма: “обобщенного другого” как аналога дюркгеймовских “коллективных представлений”, “принятия ролей” как аналога процесса их усвоения и воспитания социального конформизма. Однако сам Мид не хотел довольствоваться такой простой схемой отношений между индивидуальным и общественным и на манер психоанализа (но независимо от него) различал в личности (Self ) - активном участнике и одновременно продукте и объекте воздействия процесса коммуникации - две непрерывно взаимодействующие динамические подсистемы ее элементов: так сказать, индивидуалистскую ипостась социальной личности, обозначенную английским личным местоимением первого лица единственного числа I , и коллективистскую ипостась, обозначенную косвенным падежом того же местоимения - Me . Me - это стандартная, традиционная часть личности, это организованная совокупность общепринятых в данной социальной группе установок, навыков, обычаев, реакций других людей, усвоенных данным индивидом. Но на эту необходимую стандартную составляющую, которая позволяет человеку быть членом коллектива, индивид реагирует как индивидуальность, как I . Следовательно I обозначает все проявления самовыражения, неповторимого творческого ответа уникального биологического организма и уникального внутреннего мира данного индивида на установки других людей в организованном сообществе.

По-видимому, мидовское I должно было служить неким социально-психологическим эквивалентом философского понятия свободы воли. В неустанной внутренней борьбе между Me и I , между конформистским стремлением к коллективной безопасности и активистской жаждой нового опыта определяется степень свободы социальных действий индивида. Но откуда же берутся противоречия между Me и I , коль скоро обе подсистемы компонентов личности одинаково имеют социальное происхождение? Каковы социальные источники этих противоречий? Каковы социально приемлемые границы индивидуальной свободы? У Мида вряд ли найдешь ответы на подобные вопросы. С этой целью лучше уж вернуться к Смиту.

Конечно, его общее религиозное решение проблемы свободы сегодня мало кого устроит. Смит не боялся свободы человека прежде всего потому, что верил в провиденциальную гармонию действий свободных людей. Свободный выбор по совести, под контролем этого беспристрастного внутреннего наблюдателя, был для него естественно-божественным условием развития общества. Но к Смиту апеллирует и вполне научное объяснение неолибералом и неоэволюционистом Ф. А. Хайеком внутриличностных противоречий между субъективной жаждой неограниченного “самовыражения” и социально-выигрышной позитивной свободой, в которой так или иначе отражена объективная истина экономических и других законов человеческого общежития. Хайек по-новому развил мысль шотландских моралистов (среди которых звездой первой величины был Адам Смит) о том, что человек постоянно живет в двух разных мирах: микрокосме (то есть малых или, по Кули, “первичных” группах типа семьи, различных общинах и т. д.) и макрокосме (цивилизации, мировой системе, рыночном порядке - словом, том, что Хайек обобщенно называет “расширенным порядком человеческого сотрудничества”).

В этих мирах действуют разные системы правил и координации поведения. В интимных кругах общения в человеческом поведении гораздо больше простора для прямого проявления чувств и инстинктов и для сознательного сотрудничества лично знакомых людей, объединяемых совместным преследованием конкретных единых целей. В макросистемах действуют безличные, единые для всех абстрактные правила поведения и запретительные традиции морали, которые определяют узаконенные границы свободы и прав индивида, позволяют ему ставить свои собственные цели и принимать личные решения. Эти правила и традиции не выбираются людьми сознательно. Они развиваются в ходе эволюционного межгруппового естественного отбора и прививаются членам групп (выживших и распространивших свое влияние благодаря найденному особенно счастливому сочетанию моральных традиций) посредством культурных механизмов подражания, воспитания, обучения и всех прочих разновидностей межчеловеческой коммуникации. Дисциплина безличных правил, навязываемых всяким самоподдерживающимся “расширенным порядком” помимо воли и желаний его участников, часто вызывает подсознательную ненависть к себе с их стороны. Но только в рамках такой общей для всех дисциплины возможно мирное сосуществование индивидуальных свобод. Конфликт между абстрактными трудно прививаемыми правилами поведения и тем, что инстинктивно нравится, прежде всего в стихийном общении в малых интимных содружествах людей, не только, как утверждает Хайек, “главная тема истории цивилизации”, но и, добавим мы, глубинная причина тех внутриличностных противоречий, которые проявляют себя в житейском лицедействе и напяливании разнообразных масок в меж человеческих контактах, каковые феномены всю жизнь изучал И. Гофман.

Принципиальное различение микро- и макрокосма, всяческих содружеств индивидов, поддерживающих между собой личные контакты, и миллионноголовых анонимных порядков, конечно, не единоличное первооткрытие Хайека. Но он наиболее настойчиво и обоснованно доказывал методологическую и теоретическую порочность именования двух совершенно разных по типу связей миров одинаковым термином “общество”. Такая практика ведет к попыткам объяснять и строить “расширенный порядок” по образу и подобию милой сердцу первоначальной интимной группы или социальной среды, в которой в самом впечатлительном возрасте жил человек- “Невразумительный” в силу своей многозначности термин “общество” лучше все же применять только к расширенным порядкам человеческого сотрудничества. Как кажется, именно пренебрежение указанным различением, стимулируемое универсальностью/применения категории коммуникации, в значительной мере виновно в характерной для многих символических интеракционистов розовой картине общества, держащемся чуть ли не целиком на духовном взаимодействии. Среди них Гофман выделялся ясным пониманием теоретических последствий вышеописанного различения и сознательным ограничением своей главной научной задачи.

Гофман принял основные принципы символического интеракционизма для анализа социальной деятельности. В их число входило и выраженное незадолго до смерти в президентском послании 1982 года к Американской социологической ассоциации убеждение, что общественную жизнь надо изучать “натуралистически”, в манере естественных наук и под углом зрения вечности. К Миду восходит и выдвижение Гофманом физического взаимодействия человеческих биологических тел в качестве структуры нижнего уровня, из которой вырастают все другие. Сохранилась у него и прагматистская трактовка социотворческого процесса в категориях деятельности отдельных людей, вынужденных решать очередные проблемы в очередных ситуациях, самостоятельно находя новые средства их переопределения и контроля над ними. Не был оспорен и тот руководящий методологический постулат символического интеракционизма, согласно которому все факты и значения, которыми занимается социолог, должны находить объяснение в рамках процесса социального взаимодействия как конечной инстанции. Под этим подразумевается запрет смотреть на взаимодействие лишь как на средство, через которое на его участников воздействуют какие-то внешние самому взаимодействию силы. И, разумеется, подавляющая часть человеческих взаимодействий имеет символический характер в том смысле, что большинство реакций индивидов на других опосредовано фазой интерпретации, рефлексии и саморефлексии, на которой выясняется значение предмета взаимодействия для каждого из его участников. Но если очень многие символические интеракционисты до сих пор наивно полагают, что вышеперечисленных общих принципов достаточно для построения теории общества в целом, то Гофман сознательно использовал их для микроанализа особой реальности, возникающей только в социальных ситуациях, где участники находятся в физическом присутствии друг друга и имеют возможность непосредственно (хоть и на базе выработанных в предыдущем и текущем личном опыте смысловых интерпретаций) реагировать на действия других. Эту реальность Гофман называл (по собственному признанию, “за неимением более удачного термина”) “порядком взаимодействия”. Таково заглавие его вышеупомянутого президентского послания. Следовательно, “порядок взаимодействия” надо разуметь как порядок взаимодействия лицом-к-лицу, а употребляемый им тоже без уточнения термин “социальное взаимодействие” в большинстве случаев означает в его текстах социальное взаимодействие лицом-к-лицу.

“Порядок взаимодействия” рассматривается Гофманом как содержательно самостоятельная и полноправная область исследований. Ее самостоятельность доказывается хотя бы тем, что с принятием этого исходного пункта теоретизирования, то есть непосредственного взаимодействия индивидов, становятся маловажными фундаментальные дихотомические различения традиционной “большой социологии”, обычно противопоставляющие контрастные типы социальных отношений. В самом деле, формы и ритуалы, допустим, вежливого обращения при прямых контактах как таковые можно изучать за домашним столом и в судебных залах, в семейной спальне и в супермаркетах, то есть независимо от традиционных противопоставлений Gemeinschaft и Geselschaft , личного и безличного, домашнего и публичного, городского и деревенского и т. п. Но в то же время хайековский “расширенный порядок” несомненно и многообразно влияет на порядок прямого межличностного взаимодействия. К примеру, в своей самой популярной книге “Представление себя другим в повседневной жизни”, анализируя девичьи спектакли притворной глупости перед ухажерами, Гофман советует не забывать, что в глупеньких играют именно американские девушки из американского среднего класса. Но проблема связей “порядка взаимодействия” с разными структурами общественных отношений в каждом случае требует особого и конкретного исследования.

Существует, однако, один, особо не оговариваемый, общий контекст, без учета которого нельзя как следует понять ни подхода Гофмана к социальным микросистемам взаимодействия, ни, шире, социальной философии американского прагматизма. Этот контекст - ментальность гражданина демократического общества, своего рода стихийно-наивная плюралистическая онтология социума, основанная на благополучном опыте этого гражданина. В несколько другой связи уже упоминалось о плюралистической вселенной У. Джемса, где допускается столько центров организации, сколько имеется самосознающих воль. С этой общей предпосылкой более или менее согласуется джемсовская концепция множественности социальных личностей, или социальных Я (social selves) человека, наиболее простая и логичная из всех прагматистских конструкций на ту же тему, к тому же сыгравшая по отношению к ним роль первоисточника. Так как прагматизм принципиально отвергает любую монистическую субстанциальность сознания, то логичным выглядит тезис о непрерывном процессе производства в социуме личного самосознания благодаря взаимодействию с другими людьми. Важный элемент этого взаимодействия - ожидания и оценки этих других, обращенные к действующему субъекту и становящиеся частью его внутренней мотивации. Поскольку человек, как правило, участвует во множестве разных групп, то он имеет столько же разных социальных Я, сколько существует групп, состоящих из лиц, чьим мнением он дорожит. Каждой из этих групп человек показывает разные стороны своей личности. Таким образом, взаимодействие происходит не столько между индивидами как субъектами, целостными неделимыми личностями, сколько между разными социальными ликами индивидов, как бы между изображаемыми ими персонажами. Недаром Джемс считается основоположником оформившейся позднее теории ролей. Вынужденные напяливать на себя разнообразнейшие социальные личины, соответствующие повседневным ожиданиям массы носителей демократического коллективного сознания, многочисленные “субъектные Я”, наделенные деспотической волей к прагматическому и утилитарному преобразованию своей социальной среды, усмиряются и нейтрализуют друг друга. Все устраивается к лучшему в демократическом мире.

Гофман принял концепцию социальной личности Джемса в качестве отправной точки в своем анализе микросистем взаимодействия. Именно это доказывает, что по своим интересам он был социологом, а не экзотическим “глубинным психологом”, каким его иногда изображают*. Вместе с Джемсом, Робертом Парком и многими другими Гофман желает изучать эти маски, личины социальных актеров, которые в конце концов прирастают к лицу и становятся их более подлинными Я, чем то воображаемое Я, каким хотят быть эти люди. Маска, роль оправдывается жизнью. Понятие человека о своей роли становится второй натурой и частью личности. Если иногда Гофман заговаривает о “рассогласовании нашего природного Я и нашего социального Я”, то размышляет он об этом не в категориях противопоставления биологически прирожденного и социально благоприобретенного, а скорее в категориях разных социальных требований, предъявляемых в разных кругах общения. В одних от нас ожидают известной “бюрократизации духа” и дисциплины действий независимо от телесных состояний, в других есть место для проявлений импульсивности и зависимости результатов нашей деятельности от плохого самочувствия.

В книге, предложенной в настоящем издании читателю, Гофман еще сузил и уточнил свою главную исследовательскую задачу. Он сосредоточился на “драматургических”, или “театральных” проблемах участника микровзаимодействия, представляющего свою деятельность другим. При этом конкретное содержание этой деятельности или ее ролевые функции в работающей социальной системе не рассматриваются. Чтобы лучше понять гофмановскую постановку проблемы, можно сопоставить ее с аналогичными идеями “философии поступка” М. М. Бахтина. Бахтин рассматривал человеческий поступок как некий потенциальный текст, смысл которого может быть понят только в контексте своего времени. Этот контекст Гофман временно выносит за скобки. Но продолжая свою мысль, Бахтин говорит о том, что даже физическое действие человека должно быть понято как поступок, однако поступок нельзя понять вне его возможного знакового выражения. Вот эта знаковая оснастка, знаковый инструментарий деятельности, представляемой другим, и интересует Гофмана больше всего.

С расширением перспективы та же задача формулируется как задача изучения социальных микрообразований, организаций, учреждений - словом, любых обособленных социальных пространств, в которых осуществляется определенного рода деятельность, с точки зрения управления создаваемыми там впечатлениями и определения ситуации. Описание приемов управления впечатлениями, выработанных в данной относительно закрытой микросистеме, затруднений в этом деле, главных его исполнителей и исполнительских команд, организующихся на этой почве и т. д., и т. п. - все это Гофман выделяет в особый драматургический подход. По его замыслу, он должен дополнить традиционные перспективы социологического анализа социальных формирований: техническую (с точки зрения организации в них деятельности для достижения определенных целей); политическую (с точки зрения асимметричного социального контроля над распределением ресурсов деятельности и применением власти); структурную (проясняющую совокупность горизонтальных и вертикальных отношений между действующими единицами); культурную (с точки зрения моральных и иных общекультурных ценностей, влияющих на характер деятельности в данном социальном пространстве).

• * Например, в единственной известной нам на русском языке монографин о Гофмане (Кравченко Е. И. Эрвин Гоффман. Социология лицедейства. М.: МГУ, 1997), где гофмановское “ self ” местами толкуется сомнительным образом как “глубинная самость”.

Драматургический подход должен располагать своей особенной, “ситуационной”, системой понятий в силу внутренней диалектики развития форм социальной жизни лицом-к-лицу и особого статуса времени в этих формах. Относительно короткая протяженность во времени и пространстве составляющих их событий позволяет людям собственными глазами следить за ходом этих событий от начала до конца. По причине наглядной обозримости такие формы легче осваиваются и повторяются людьми (в этом освоении велика роль “эмпатии” - вживания в мир субъективных чувств партнеров), а по причине быстротечности этих форм разнородные во многих отношениях участники вынуждены быстро достигать рабочего взаимопонимания.

Все они входят в текущую социальную ситуацию с каким-то жизненным опытом общения с разными категориями людей и с массой культурных предпосылок, предположительно разделяемых всеми. Фактически в любой микросистеме взаимодействия лицом-к-лицу люди вступают с другими непосредственно присутствующими участниками в культурно обусловленные познавательные отношения, без которых было бы невозможно упорядочение совместной деятельности ни в словесных, ни в поведенческих формах. Основной ситуационный термин для анализа человеческой деятельности в гофмановской социальной драматургии - исполнение (perfor mance) - обозначает все проявления активности индивида или “команды” индивидов за время их непрерывного присутствия перед конкретными зрителями (какой-то житейской “аудиторией”)- Первоначально все эти проявления деятельности, охватываемые термином “исполнение”, ориентированы на реализацию чисто рабочих задач. Но дальше начинает действовать диалектика всякого социального взаимодействия, приводящая в конце концов к частичному или полному превращению “нормальной” рабочей деятельности в деятельность представительскую, ориентированную на задачи коммуникации и наиболее эффективного самовыражения.

Входя в незнакомую ситуацию со множеством участников, человек обычно стремится как можно полнее раскрыть ее действительный характер, чтобы со знанием дела соответствовать ожиданиям присутствующих. Но информации об их подлинных чувствах по отношению к нему, об их прошлом социальном опыте и т. п. обычно не хватает. И тогда для предвидения развития ситуации приходится пользоваться заменителями: случайными репликами, проговорками и оговорками как в психоанализе, статусными символами, материальными знаками социального положения и т. д. В результате всякий исполнитель в ситуации взаимодействия сталкивается с парадоксом: чем больше интересуешься реальностью, недоступной прямому восприятию, тем большее внимание надо уделять внешним проявлениям, видимостям, впечатлениям, которые другие участники создают во время взаимодействия о своем прошлом и о будущем курсе действий.

В этом взаимном процессе производства впечатлений (и тем самым “самовыражения” участников) Гофман выделяет два различных вида коммуникации (знаковой активности): произвольное самовыражение, которым люди дают информацию о себе в общезначимых символах, и непроизвольное самовыражение, которым они выдают себя (например, нечаянно выдают каким-то жестом свое не достаточное для декларируемых претензий на определенный социальный статус воспитание). Второй вид коммуникации - обычно непреднамеренный, невербальный и более театральный - интересует Гофмана в первую очередь. Но при использовании обоих каналов коммуникации действуют объективные ограничения непосредственного взаимодействия между людьми (необходимость выпячивания одних фактов и сокрытия других, идеализация и т. д.). Эти ограничения влияют на его участников и преобразуют обыкновенные проявления их деятельности в театрализованные представления. При этом вместо простого исполнения рабочей задачи и свободного проявления чувств люди начинают усиленно изображать процесс своей деятельности и передавать свои чувства окружающим в нарочитой, но приемлемой для других форме.

Именно поэтому в ход идет язык театрального представления, спектакля. Гофман говорит о “переднем плане” (front) исполнения как о той его части, которая регулярно проявляется в устойчивой форме, определяя ситуацию для наблюдающих это исполнение. Говорит об “обстановке”, “декорациях” исполнения, пространственной расстановке участников взаимодействия, о разделении сценического пространства житейских игр на заднюю (закулисную) зону, где готовится безупречное исполнение повседневных рутинных действий, и переднюю зону, где это исполнение представляют другим. Гофман вводит и аналог театральной труппы - понятие команды исполнителей, соединяющих свои усилия на время существования данной микросистемы взаимодействия, чтобы представить присутствующим (аудитории) свое определение ситуации. “Команда” - очередное “ситуационное” понятие, используемое Гофманом вместо обыкновенного “структурного” понятия “социальная группа”. Команда - тоже группировка, но не в контексте исторически длительных и устойчивых отношений социальной структуры или организации, а в контексте очередной постановки какого-либо рутинного житейского взаимодействия или ряда таких взаимодействий, где надо насадить и удержать нужное определение ситуации. Это определение включает рабочее соглашение (консенсус, согласие) о необходимом “командном этосе”, который должен поддерживаться молчаливо принимаемыми правилами вежливости и приличия. Главная задача команды - контролировать впечатления от исполнения, в частности охраняя доступ в его закулисные зоны, чтобы помешать посторонним видеть не предназначенные им секреты представления. Эти секреты от публики (аудитории), которая могла бы разоблачить и сорвать житейский спектакль, известны всем исполнителям в команде и охраняются ими сообща. Поэтому в отношениях членов команды обычно развиваются особая солидарность и дружеская фамильярность посвященных.

Но, как не раз подчеркивает в своей книге Гофман, язык театральной сцены не самоцель и не еще одна иллюстрация превратившейся в банальность шекспировской метафоры “весь мир - театр, а люди лишь актеры на подмостках”. Педалирование сценических аналогий, по собственному признанию Гофмана, было для него в значительной мере риторической уловкой и тактическим маневром. На самом деле его не интересовали элементы театра, которые проникают в повседневную жизнь и обильно представлены в его книгах. Его исследовательская задача - это выявление той структуры социальных контактов, непосредственных взаимодействий между людьми и, шире, той структуры явлений общественной жизни, которая возникает каждый раз, когда какие-либо лица физически соприсутствуют в ограниченном пространстве их взаимодействия. Ключевой фактор в этой структуре - поддержание какого-то определения ситуации, которое должно быть выдержано до конца вопреки множеству потенциальных опасностей, со всех сторон грозящих ему подрывом. Как мы уже знаем, Гофман дает системе отношений, характеризуемых этой искомой структурой, условное сокращенно-обобщенное название “порядок взаимодействия”.

Этот “порядок”, складывающийся в жизни, отнюдь не театр, хотя имеет с ним то общее, что втянутые в жизненную ситуацию обыкновенные люди, чтобы выдержать ее первоначально избранное определение, реально используют те же технические приемы и средства самовыражения, какие находятся в распоряжении профессиональных актеров. Но гофмановский анализ “порядка взаимодействия” не сводится к выявлению форм и ритуалов его театрализации и представительского обмана. Коммуникационные акты, даже совершаемые с целью приукрашенного представления своей деятельности, подразумевают определенные моральные отношения с аудиторией. Впечатления, производимые участниками коммуникации, все их нечаянные гримасы, непроизвольные жесты и “словесные жесты” (выражение Мида) истолковываются как скрытые обещания или претензии. А это уже материал для моральных суждений. Исполнители и публика, перед которой они стараются, действуют гак, как будто между ними существует молчаливое обязательство поддерживать определенное равновесие противостояния и согласия. Это равновесие держится на часто бессознательном моральном познавательном соглашении не вводить друг друга в заблуждение слишком сильно, ибо производимые людьми впечатления - это, порой, единственный путь познания другого, его намерений и деятельности.

В общем, структура “порядка взаимодействия” формируется под влиянием противоположных сил, действующих на исполнителей. С одной стороны, их повседневная жизнь опутана моральными ограничениями, так что они субъективно и объективно пребывают в сфере моральных отношений. С другой стороны, каждый человек в круговороте повседневных дел рано или поздно сталкивается с ситуацией, когда для

пользы дела требуется сконцентрировать и немножко подправить впечатления {то есть прибегнуть к манипуляции ими), производимые его действиями на других. Деловые действия по сути превращаются тогда в “жесты”, адресованные аудитории. Жизненная практика человека театрализуется. И здесь его в первую очередь начинает интересовать по своему существу аморальная проблема создания видимости, убедительного для других впечатления, будто в его действиях соблюдены все нормы морали и законности. Именно поэтому повседневная жизнь часто делает из обыкновенных людей искушенных знатоков сценического мастерства.

Все сказанное еще раз подтверждает обоснованность выделения Гофманом “порядка взаимодействия” как самостоятельной области социологического исследования. В принципе, основное, что он хочет узнать об этом “порядке”, сводится к вопросу о том, какого рода впечатления от реальностей и случайностей всякого непосредственного социального взаимодействия способны разрушать впечатления, тщательно насаждаемые и воспитываемые в рядовых представлениях-спектаклях повседневной жизни. Внимание Гофмана сосредоточено в основном на путях и причинах подрыва взаимного доверия людей к получаемым ими в ходе совместной деятельности впечатлениям, а не на проблеме природы социальной реальности как таковой. Поэтому он уделает столько места и времени замаскированным ложным представлениям и техническим приемам дезинформирующей коммуникации, всякого рода двусмысленностям и умолчаниям, позволяющим создать выгодную иллюзию, не опускаясь в то же время до прямой лжи, весьма уязвимой для разоблачений. Точно так же анализируются им изощренные защитные приемы, оберегающие от подобных разоблачений избранную линию поведения и “темные секреты” командных и индивидуальных исполнений. Успех этих приемов возможен опять-таки при определенной моральной дисциплине исполнителей, которую Гофман характеризует словосочетаниями “драматургическая верность”, “драматургическая осмотрительность” и т. д.

Уже говорилось, что осознание Гофманом специфики “порядка взаимодействия” как самостоятельной области исследований, потребовало для его анализа разработки специального аппарата “ситуационных” понятий. К ранее упомянутым терминам можно добавить такие детализирующие и аналитически расчленяющие основное понятие “исполнение” термины, как контакт (любое событие в зоне возможной прямой ответной реакции другого); почти синоним контакта единичное взаимодействие (все проявления взаимодействия в отдельном эпизоде); партия, рутина и др. В принципе возможно связать эти ситуационные термины с общепринятыми в социологии структурными. Так, если “социальная роль” - это свод прав и обязанностей, сопряженных с определенным статусом, то одна социальная роль может включать больше чем одну партию, понимаемую как рутинный образец действия, который разыгрывается перед аудиториями одного и того же типа. Однако общая проблема нахождения точек соприкосновения между гофмановским “порядком взаимодействия” и традиционно выделяемыми социологией элементами социальной организации чрезвычайно сложна и едва затронута Гофманом в разных его трудах. Его описания прямых влияний “ситуационных эффектов” и определенных характеристик “порядка взаимодействия” на макромиры вне сферы последнего касаются сравнительно малозначительных явлений. К примеру, в упоминавшемся ранее президентском послании он пытается установить некоторые связи между порядком прямого межличностного взаимодействия и главными статусоопределяющими характеристиками индивидов в “большой” социальной структуре: возрастом, тендерной принадлежностью, социальным классом и расой- Все это весьма ограниченные попытки.

В целом же Гофман, по-видимому, придерживается мнения, что социальная микросистема взаимодействия лицом-к-лицу не может быть прямым отражением макросоциологических структур и законов, так что о последних трудно судить на основании законов микросоциологии. Похоже, что опыт Гофмана подрывает надежду на исполнение заветной мечты теоретиков социологии - построить мост между наблюдениями и обобщениями на уровне повседневных житейских ситуаций и историческими обобщениями макросоциологии, причем построить не в форме интуитивных прозрений и поверхностных метафор, а в виде лестницы строгих понятий, включенных в общую теоретическую систему. Кажется, из чтения Гофмана надо сделать вывод, что лучше эти разные миры, то есть микровзаимодействия (“сценическую постановку” которых он так хорошо проанализировал) и макроструктурные процессы, исследовать по отдельности. Это не мешает нам ценить тончайшие “художественные” наблюдения, схватывающие взаимопроникновение двух миров, в изобилии рассыпанные в книгах Гофмана.

Представление себя другим в повседневной жизни

“Маски суть застывшие выражения и превосходные эхо сигналы чувств, одновременно правдивые, сдержанные и преувеличенные. Живые организмы, соприкасаясь с внешней средой, вынуждены обзаводиться какой-то защитной оболочкой, и никто не протестует против таких оболочек на том основании, что они, мол, не главные их части. Однако некоторые философы, по-видимому, досадуют на то, что образы не вещи, а слова не чувства. Слова и образы подобны раковинам, таким же неотъемлемым частям природы, как и субстанции, которые они покрывают, но больше говорящим глазу и больше открытым для наблюдения. Этим я не хочу сказать, будто субстанция существует ради видимости, лица ради масок, страсти ради поэзии и проявлений добродетели. Ничто не возникает в природе ради чего-то другого: все такие фазы и произведения равно включены в круг бытия...”

Дж . Сантаяна Santayana G. Soliloquies in England and later soliloquies . L .: Constable , 1922.

Предисловие

Эта книга представляется мне чем-то вроде учебника, где подробно разбирается один из возможных социологических подходов к изучению социальной жизни, особенно той ее разновидности, которая организована в ясных материальных границах какого-либо здания или заведения. В ней описано множество приемов, в совокупности образующих методический каркас, который можно применять при изучении любого конкретного социального уклада, будь то семейного, промышленного или торгового.

Подход, развиваемый в данной работе, - это подход театрального представления, а следующие из него принципы суть принципы драматургические. В ней рассматриваются способы, какими индивид в самых обычных рабочих ситуациях представляет себя и свою деятельность [стр.29] другим людям, способы, какими он направляет и контролирует формирование у них впечатлений о себе, а также образцы того, что ему можно и что нельзя делать во время представления себя перед ними. Применяя эту модель, я буду стараться не пренебрегать ее очевидной недостаточностью. Сцена представляет зрителю события правдоподобно выдуманные; жизнь, предположительно, преподносит нам события реальные и обычно неотрепетированные. Еще важнее, вероятно, то, что на сцене актер играет в маске некоего персонажа, сообразуясь с масками, изображаемыми другими актерами. Существует и третий участник представления - публика (или аудитория), участник очень важный и тем не менее такой, которого не было бы там, если бы сценическое представление вдруг стало реальностью. В действительной жизни эти три участника сжаты в два: роль, которую играет один, приспосабливается к ролям, исполняемым другими присутствующими и эти другие составляют также и публику. Прочие несоответствия театрального подхода реальным обстоятельствам будут рассмотрены позже.

Иллюстративные материалы, использованные в этом исследовании, смешанной природы: какие-то взяты из вполне почтенных работ, где сделаны компетентные обобщения о надежно установленных закономерностях; какие-то позаимствованы из неофициальных мемуаров, писанных разными колоритными личностями; многие же принадлежат некой промежуточной области. Кроме того довольно часто привлекались материалы моего собственного исследования местного фермерского сообщества, ведущего натуральное хозяйство на одном из Шетландских островов*. Оправдание такого подхода (и, как мне кажется, родственного подходу Г. Зиммеля) в том, что эти иллюстрации, взятые вместе, встраиваются в достаточно связную систему понятий, которая объединяет обрывки опыта, уже имеющегося у читателя, и снабжает учащегося неким путеводителем, достойным проверки в моноисследованиях институциональных основ социальной жизни.[стр.30]

Эта система понятий развертывается логически. Введение по необходимости абстрактно и его можно опустить.

Представляемая читателю книга является результатом научного исследования человеческого взаимодействия, предпринятого по заданию Факультета социальной антропологии и Исследовательского комитета по социальным наукам в Эдинбургском университете, и исследования социальной стратификации, выполненного при поддержке фонда Форда, руководимого профессором Чикагского университета Э. А. Шилзом. Я очень признателен этим организациям за инициативу и поддержку, Кроме того я хотел бы также выразить благодарность моим учителям: Ч. У. М. Харту, У. Л. Уорнеру и Э. Ч. Хьюгу. Я поблагодарен также Элизабет Бот, Дж. Литлджону и Э.Банфил-ду, которые помогали мне в начале исследования, и коллегам из Чикагского университета, которые помогали мне позже. Без сотрудничества и помощи моей жены, Ангелики Гофман, эта работа никогда не была бы написана.

• * Частично изложено в неопубликованной докторской диссертации: Goffman E . Communication conduct in an island community (Факультет социологии Чикагского университета, 1953). [стр.31]

Введение

Когда человек присутствует там, где присутствуют другие, эти другие обыкновенно стремятся раздобыть свежую информацию о нем или задействовать уже имеющуюся. Как правило, они будут интересоваться его общим социально-экономическим положением, его понятием о себе, его установками по отношению к ним, его компетентностью в каких-то вопросах, его надежностью и т. д. Хотя иногда розыски отдельных сведений, по-видимому, превращаются в самоцель, обычно имеются вполне практические причины для сбора такой информации о человеке. Сведения о данном индивиде помогают определить ситуацию, позволяя другим заранее знать, чего он ждет от них и чего они могут ожидать от него. Обладая подобной информацией, другие знают, как лучше всего действовать, чтобы получить от этого индивида желаемую реакцию.

В распоряжении присутствующих других находятся многие источники информации и многие носители (или “знаковые средства выражения”) для ее передачи. Если наблюдатели даже не знакомы с человеком, то они в состоянии по его поведению и облику подобрать некоторые ключи, которые позволят им применить к нему свой предыдущий опыт общения с приблизительно похожими людьми или, что более важно, использовать еще непроверенные стереотипы. На основании прошлого опыта они могут также предположить, что в данной социальной обстановке будут встречаться, по всей вероятности, только люди определенного сорта. Наблюдатели могут полагаться или на то, что человек говорит о себе сам, или на документальные свидетельства о том, кто и что он есть на самом деле. Если наблюдатели знают самого индивида или имеют сведения о нем по опыту прежнего взаимодейст [стр.32]-

вия, они могут опереться на предположения об известном постоянстве и общей направленности его психологических свойств как на средство предсказания его теперешнего и будущего поведения.

Однако за время непосредственного присутствия данного индивида в обществе других людей может произойти слишком мало событий, способных сразу же снабдить этих других необходимой им убедительной информацией, если они намереваются действовать осмотрительно. Многие решающие факты и указания находятся за пределами времени и места прямого взаимодействия или содержатся в нем в скрытом виде. К примеру, “истинные” или “действительные” установки, убеждения и чувства индивида можно выяснить только косвенно, благодаря его признаниям или непроизвольным проявлениям в поведении. Подобно этому, когда индивид предлагает другим некий продукт или услугу, то часто бывает, что на всем протяжении прямого контактирования другим не предоставляется возможности “раскусить” этого человека. Тогда они вынуждены принимать некоторые моменты взаимодействия как условные или естественные знаки чего-то недоступного чувствам напрямую. В терминологии Г. Иххайзера 1 , индивид должен будет действовать таким образом, чтобы намеренно или ненамеренно самовыразиться, а другие, в свою очередь, должны получить впечатление о нем.

Способность индивида к “самовыражению” (и тем самым его способность производить впечатление на других) содержит, по-видимому, два совершенно разных вида знаковой активности: произвольное самовыражение, которым он дает информацию о себе, и непроизвольное самовыражение, которым он выдает себя. Первое включает вербальные символы или их заменители, используемые общепризнанно и индивидуально, чтобы передавать информацию, о которой известно, что индивид и другие связывают ее с данными символами. Это и есть “коммуникация” в традиционном и узком смысле. Второе включает обширную область человеческого действия, которую другие могут рассматривать как симптоматику самого действующего лица, когда имеются основания ожидать, что данное действие было предпринято по иным соображениям, чем просто передача информации этим способом. Как мы увидим, такое различение значимо лишь первоначально, ибо, будьте уверены, индивид может передавать намеренную дезинформацию, пользуясь обоими этими типами коммуникации: при первом в ход идет прямой обман, при втором - притворство.

• 1 Ichheiser G . Misunderstanding in human relations // The American Journal of Sociology. Supplement LV . September . 1949. P . 6-7 . [стр.33]

Понимая коммуникацию и в узком, и в широком смысле, можно придти к выводу, что когда индивид оказывается в непосредственном присутствии других, его активность будет иметь характер некоего обещания. По всей вероятности, другие сочтут, что они должны принять этого индивида на веру, предложив ему разумный ответный эквивалент (пока он “присутствует” перед ними) в обмен за нечто такое, истинную ценность чего удастся установить уже после его отбытия. (Разумеется, другие пользуются гипотетическими умозаключениями и в своих контактах с физическим миром, но только в мире социальных взаимодействий объекты, о которых делают умозаключения, способны целенаправленно облегчать или тормозить этот процесс.) Надежность проверяемых выводов об индивиде будет, конечно, меняться в зависимости от таких факторов, как количество уже имеющейся у других информации о нем, но никакое количество прошлых сведений, очевидно, не может полностью избавить от необходимости действия на основе предположительных умозаключений. Как настаивал Уильям Томас:

Очень важно для нас также понять, что в повседневной жизни мы фактически не ведем наши дела, не принимаем решений и не достигаем целей статистически или научно. Мы живем по гадательным умозаключениям. Скажем, я ваш гость. Вы не можете знать и определить научно, не украду ли я ваши деньги или ваши ложки. Но предположительно я все же не украду, и также предположительно вы принимаете меня как гостя .

Сделаем теперь поворот от позиции других к точке зрения индивида, который представляет себя перед ними.

• 2 Цит. по: Social behavior and personality (Contributions of W. I. Thomas to theory and social research) / Ed. by E.H. Volkart. N . Y .: Social Sci ence Research Council , 1951. P . 5.

Возможно, он хочет внушить им высокое мнение о себе, или чтобы они думали, будто он высокого мнения о них, или чтобы они поняли, каковы его действительные чувства по отношению к ним, или чтобы они не получили никакого определенного впечатления. Индивид может желать также достаточно гармоничных отношений с другими, чтобы поддерживать с ними взаимодействие, либо хотеть избавиться от них, обмануть, запутать, сбить с толку, противодействовать, или навредить им. Независимо от конкретной цели, присутствующей в сознании индивида, и от мотивов постановки этой цели, в его интересы входит контролирование поведения других, особенно их ответной реакции на его действия 3 . Этот контроль достигается, в основном, путем влияния на определение ситуации в начале его формулирования другими, и влиять на это определение индивид может, выражая себя таким образом, чтобы создать у других впечатление, которое побудит их действовать добровольно, но согласно его собственным планам. Поэтому, когда индивид оказывается в обществе других, у него обычно появляются и причины активизироваться для произведения такого впечатления на них, внушить которое в его интересах. Например, если подруги в студенческом общежитии будут судить о девичьей популярности по числу вызовов к телефону, вполне можно подозревать, что некоторые девушки начнут нарочно устраивать такие вызовы для себя, И потому заранее предсказуема находка Уилларда Уоллера: Многие наблюдатели отмечали, что девушка, которую зовут к телефону в студенческом общежитии, часто тянет время, чтобы дать всем подругам с избытком наслушаться, как ее имя выкликают несколько раз 4 .

Из двух видов коммуникации - процессов произвольного и непроизвольного самовыражения - в книге в первую очередь уделяется внимание второму, более театральному и зависимому от контекста, невербальному и, вероятно, непреднамеренному (будь то случай целенаправленно организованной коммуникации или нет). Как пример того, что мы должны попытаться исследовать, процитируем обширный беллетристический эпизод, в котором описано как некий Приди, англичанин на отдыхе, обставляет свое первое появление на пляже летнего отеля в Испании: Само собой разумеется, надо постараться ни с кем не встречаться взглядом. Прежде всего он должен дать понять тем возможным компаньонам, что нисколько в них не заинтересован. Смотреть сквозь них, мимо них, поверх них - этакий взгляд в пространство. Будто пляж пустой. Если мяч случайно упадет на его пути - он должен выглядеть застигнутым врасплох. Потом улыбка радостного изумления озарит его лицо (Добродушный, Любезный Приди!), когда он начнет осматриваться, пораженный тем, что на пляже, оказывается, есть люди, и бросит им мяч обратно, легонько посмеиваясь над собой, а не над людьми, - и тогда уж небрежно возобновит свое беспечное обозрение пространства.

• 3 В понимании этого вопроса я многим обязан неопубликованной статье Т. Бернса из Эдинбургского университета, в которой он доказывал, что скрытый нерв всякого взаимодействия - это желание каждого его участника контролировать и управлять реакциями других присутствующих. Похожую аргументацию развивал недавно Дж. Хейли в неопубликованной статье, но в связи с особой разновидностью контроля, нацеленного на определрние природы взаимоотношений вовлеченных но взаимодействие лиц.
• 4 Waller W. The rating and dating complex // American Sociological Review. II . p . 730.

Но придет время устроить и маленький парад достоинств Идеального Приди. Как бы невзначай он даст шанс любому, кто захочет, увидеть мельком титул книги в его руках (испанский перевод Гомера - чтение классическое, но не вызывающее, к тому же космополитичное), а затем он неторопливо сложит свою пляжную накидку и сумку аккуратной защищенной от песка кучкой (Методичный и Практичный Приди), непринужденно вытянется во весь свой гигантский рост (Большой кот Приди) и с облегчением сбросит сандалии (наконец-то, Беззаботный Приди!).

А бракосочетание Приди и моря! На этот случай - свои ритуалы. Во-первых, шествие по пляжу, внезапно переходящее в бег с прыжком в воду, и сразу после выныривания плавно, мощным бесшумным кролем туда - за горизонт. Ну, конечно, необязательно за горизонт. Он мог бы неожиданно перевернуться на спину и бурно взбивать ногами белую пену (ни у кого не вызывая сомнений, что способен плыть и дальше, если б захотел), а потом вдруг стоя выпрыгнуть на полкорпуса из воды, чтобы все видели, кто это был.

Другой ход был проще: он не требовал испытания холодной водой и риска показаться чересчур высокодуховным. Вся штука в том, чтобы выглядеть до того привычным к морю, к Средиземноморью и к этому пляжу, что такой человек по своему произволу мог бы сидеть хоть в море, хоть не в море без вреда для репутации. Такое времяпрепровождение допускало медленную [стр.36]прогулку внизу по кромке воды (он даже не замечает, как вода мочит его ноги, ему все равно что вода что земля!) глаза обращены к небу и сурово выискивают невидимые другим признаки будущей погоды (Местный рыбак Приди!) 5 .

Романист хочет показать нам, что Приди неадекватно истолковывает неясные впечатления, которые его чисто телесные действия производят, как он думает, на окружающих. Мы и дальше можем подсмеиваться над Приди, полагая, что он действует с целью создать о себе особое впечатление и впечатление ложное, тогда как другие присутствующие либо вообще не замечают его, либо еще хуже, то впечатление о себе, какое Приди страстно хочет заставить их принять, оказывается сугубо частным необъективным впечатлением. Но для нас в этом единственно важно, что тот вид впечатлений, который, как полагает Приди, он производит, - это реально существующий вид впечатлений, какой верно или неверно получают от кого-то в своей среде другие.

Как сказано выше, когда индивид появляется перед другими, его действия начинают влиять на определение ситуации, которое они начали формировать до его появления. Иногда этот индивид будет действовать полностью расчетливо, выражая себя данным способом, чтобы произвести на других именно то Впечатление, которое с наибольшей вероятностью вызовет у них желанный ему отклик. Нередко, будучи расчетливым в своей деятельности, он может относительно слабо сознавать это. Порой он будет намеренно и осознанно выражать себя определенным образом, но, в основном, потому, что такого рода выражения вызваны к жизни традицией его группы или его социальным статусом, а не какой-то конкретной реакцией (отличающейся от смутного принятия или одобрения), вероятностно ожидаемой от людей, находящихся под впечатлением от данного самовыражения. Наконец, время от времени сами традиции одной из ролей индивида позволяют ему создать стройное впечатление определенного рода, хотя он, возможно, ни сознательно, ни бессознательно и не собирался производить такого впечатления. Другие, в свою очередь, могут или получать впечатление просто от усилий индивида что-то передать, или неправильно понимать ситуацию и приходить к умозаключениям, не оправдываемым ни намерениями этого индивида, ни фактами. Во всяком случае, поскольку другие действуют так, как если бы индивид передавал конкретное впечатление, можно принять функциональный или прагматический подход, допустив, что индивид “эффективно” воплотил данное определение ситуации и “эффективно” внедрил понимание того, что подразумевает данное состояние дел.

• 5 Sansam W . A contest of ladies . L .: Hogarth , 1956. P . 230 - 232.

В реакции других имеется один момент, который требует здесь специального комментария. Зная, что индивид, скорее всего, будет представлять себя в благоприятном свете, другие могут делить наблюдаемое ими на две части: часть, которой индивиду относительно легко манипулировать по желанию, поскольку она состоит, преимущественно из его вербальных утверждений; и часть, состоящую преимущественно из проявлений непроизвольного самовыражения индивида, которой он, видимо, почти не владеет или которую не контролирует. В таком случае другие могут использовать то, что считается неуправляемыми элементами его экспрессивного поведения, для проверки достоверности передаваемого элементами управляемыми. В этом проявляется фундаментальная асимметрия, присущая процессу коммуникации: индивид, предположительно, сознает коммуникацию только по одному из своих каналов, тогда как наблюдатели воспринимают сообщения и по этому каналу и по какому-то другому. К примеру, жена одного шетландского хуторянина, подавая местные островные блюда гостю с “материка” (главного острова Великобритании) с вежливой улыбкой выслушивала его вежливые похвалы тому, что он ел, и одновременно подмечала скорость, с какой гость подносил ко рту ложку или вилку, жадность, с какой он заглатывал пищу, выражение удовольствия при жевании, используя эти знаки для проверки высказанных чувств едока. Та же женщина, чтобы раскрыть, что один ее знакомый А “на самом деле” думает о другом знакомом Б, поджидала момента, когда Б в присутствии Л оказывался вовлеченным в разговор с кем-то третьим В. Затем она скрытно следила за сменой выражений на лице А, наблю- [стр.38] давшего Б в разговоре с В. Не участвуя в беседе с Б и не опасаясь его прямого наблюдения, А иногда расслаблялся, терял обычную сдержанность, притворную тактичность и свободно выражал свои “действительные” чувства к Б. Короче, эта шетландка наблюдала никем другим не наблюдаемого наблюдателя.

Далее, приняв как данность, что другие, по всей вероятности, будут сверять более контролируемые элементы поведения человека с менее контролируемыми, можно ожидать, что иногда индивид попытается извлечь выгоду из самой этой вероятности, так направляя впечатления от своего поведения, чтобы они воспринимались информационно надежными 6 . Например, будучи допущенным в тесный социальный кружок, участвующий наблюдатель может не только сохранять приемлемый внешний вид во время выслушивания информанта, но и постараться сохранять такой же вид при наблюдении информанта, разговаривающего с другими. Тогда наблюдателям наблюдателя будет не так легко раскрыть, какова его действительная позиция. Конкретную иллюстрацию этому можно подобрать из жизни на Шетландских островах. Когда к местному жителю заглядывает на чашку чая сосед, последний, проходя в дверь дома, обычно изображает на лице, по меньшей мере, подобие теплой ожидаемой улыбки. При отсутствии физических препятствий вне дома и недостатке света внутри его обычно имеется возможность наблюдать приближающегося к дому гостя, самому оставаясь незамеченным. Нередко островитяне позволяли себе удовольствие любоваться, как перед дверью гость сгоняет с лица прежнее выражение и заменяет его светски-общительным. Однако некоторые посетители, предвидя этот соседский экзамен, машинально принимали светский облик на далеком расстоянии от дома, тем обеспечивая постоянство демонстрируемого другим образа.

Такого рода контроль над частью индивидуальности восстанавливает симметрию коммуникационного процесса и подготавливает сцену для своеобразной информационной игры - потенциально бесконечного круговращения утаиваний, лживых откровений, открытий и переоткрытий. К этому следует добавить, что поскольку другие будут, скорее всего, довольно беспечно относиться к неуправляемым элементам в поведении индивида, то этот последний, контролируя их, сможет многое приобрести. Другие, конечно, могут почувствовать, что он манипулирует якобы стихийными аспектами своего поведения, и усмотреть в самом этом акте манипуляции некий теневой момент в его поведении, который он не сумел проконтролировать. Это дает нам еще одну проверку поведения индивида, на этот раз - его предположительно нерассчитанного поведения, тем самым вновь восстанавливая асимметрию коммуникационного процесса. Отметим попутно, что искусство проникновения в чужие розыгрыши “рассчитанной нерасчетливости”, по-видимому, развито лучше нашей способности манипулировать собственным поведением, так что независимо от количества шагов, сделанных в информационной игре, зритель, вероятно, всегда будет иметь преимущество над действующим, и первоначальная асимметрия процесса коммуникации, похоже, сохранится.

• 6 В широко известных и весьма солидных трудах Стивена Поттера, в частности, обсуждаются знаки, который можно подстроить, чтобы дать проницательному наблюдателю якобы случайные ключи, необходимые ему для обнаружения скрытых добродетелей, какими манипулятор знаниями в действительности не обладает.

Допуская, что индивид планирует определение ситуации, когда появляется перед другими, мы должны также видеть, что эти другие, какой бы пассивной ни казалась их роль, будут и сами успешно направлять определение ситуации благодаря своим ответным реакциям на действия индивида и всевозможным начинаниям, открывающим ему новые пути действия. Обычно определения ситуации, проецируемые несколькими разными участниками, достаточно созвучны друг другу, так что открытые противоречия случаются редко. Это вовсе не означает, что когда каждый участник чистосердечно выражает то, что он действительно чувствует, и честно соглашается с выраженными чувствами других присутствующих, там непременно возникнет своего рода консенсус. Этот род гармонии есть оптимистический идеал и вовсе необязателен для слаженной работы общества. Скорее, от каждого участника взаимодействия ждут подавления своих непосредственных сердечных чувств, чтобы он передавал лишь та-[стр.40] кой взгляд на ситуацию, который, по его ощущению, будут в состоянии хотя бы временно принять другие. Поддержанию этого поверхностного согласия, этой видимости консенсуса помогает сокрытие каждым участником его собственных желаний за потоком высказываний, утверждающих ценности, которым любой присутствующий чувствует себя обязанным клясться в верности, хотя бы на словах. Кроме того, обычно приходится считаться и со своеобразным разделением труда при определении ситуации. Каждому участнику позволительно устанавливать пробные авторизованные правила отношения к предметам, жизненно важным для него, но напрямую не затрагивающим других, например, к рациональным объяснениям и оправданиям своей прошлой деятельности. В обмен за эту вежливую терпимость он молчит или избегает тем, важных для других, но не столь важных для него. В таком случае мы имеем своего рода modus vivendi * во взаимодействии. Участники совместно формируют единственное общее определение ситуации, которое подразумевает не столько реальное согласие относительно существующего положения дел, сколько реальное согласие относительно того, чьи притязания и по каким вопросам временно будут признаваться всеми. Должно также существовать реальное согласие о желательности избегать открытого конфликта разных определений ситуации 7 . Этот уровень согласия можно называть “рабочим консенсусом”. Надо понимать, что рабочий консенсус, установившийся в одной обстановке взаимодействия, будет совершенно отличаться по содержанию от рабочего консенсуса, сложившегося в иной обстановке. Так, между двумя друзьями за обедом поддерживается взаимная демонстрация привязанности, уважения и интереса друг к другу. В другом случае, например в сфере услуг, сотрудник заведения тоже может поддерживать образ бескорыстной увлеченности проблемой клиента, на что клиент отвечает демонстрацией уважения к компетентности и порядочности обслуживающего его специалиста. Но независимо от таких различий в содержании, общая форма этих рабочих приспособлений одинакова.

• 7 Конечно, взаимодействие может быть специально организовано с целью найти в нем время и место для выражения разногласий во мнениях, но в таких случаях участники должны договориться, что не будут ссориться из-за определенного тона голоса, словаря и уровня серьезности аргументации, а также условиться о взаимном уважении, которое спорящие участники обязаны тщательно соблюдать по отношению друг к другу. К этому дискуссионному или академическому определению ситуации можно Прибегать и в срочном и в неторопливо-рассудительном порядке как к способу перевода серьезного конфликта взглядов в такой конфликт, с которым можно управиться в приемлемых дли всех присутствующих рамках.
• * Условия существования (лат.).

Учитывая тенденцию отдельного участника принимать заявки на определение ситуации, сделанные другими присутствующими, можно оценить ключевую важность информации, которой индивид первоначально обладает или которую приобретает о своих соучастниках, ибо именно на базе этой исходной информации индивид начинает определять ситуацию и выстраивать свою линию ответных действий. Первоначальная проекция индивида заставляет его следовать тому, кем он полагает быть, и оставить всякие претензии быть кем-то другим. По мере того как взаимодействие участников развивается, в это первоначальное информационное состояние, разумеется, вносятся дополнения и модификации, но существенно, что эти позднейшие изменения без противоречий соотносятся с первоначальными позициями (и даже строятся на них) отдельных участников. Похоже в начале встречи индивиду легче сделать выбор относительно того, какую линию обхождения распространять на других присутствующих и какой требовать от них чем менять принятую однажды линию, когда взаимодействие уже идет полным ходом.

В обыденной жизни тоже, конечно, встречается ясное понимание важности первых впечатлений. Так, рабочая сноровка занятых в сфере услуг часто зависит от способности захватывать и удерживать инициативу в отношениях, возникающих при обслуживании клиентов - способности, которая требует тонкой агрессивной тактики со стороны обслуживающего персонала, если его социоэко-номический статус ниже статуса клиента. У. Уайт поясняет это на примере поведения официантки:

Первым бросается в глаза факт, что официантка, которая работает в условиях сильного давления со всех сторон, не просто пассивно реагирует на требования своих клиентов. Она уме-[стр.42] ло действует с целью контролировать их поведение. Первый вопрос, приходящий нам в голову при виде ее взаимоотношений с клиентурой таков: “Обуздает ли официантка клиента, или клиент подавит официантку?” Квалифицированная официантка понимает решающее значение этого вопроса...

Умелая официантка останавливает клиента доверительно, но без колебаний. К примеру, она может обнаружить, что новый клиент сел за столик сам, прежде чем она успела убрать грязные тарелки и переменить скатерть. В данный момент он опирается на столик, научая меню. Она приветствует его, говорит: “Пожалуйста, позвольте заменить скатерть”, потом, не ожидая ответа, отбирает у него меню, вынуждая его отодвинуться от столика, и делает свое дело. Отношения с клиентом вежливо, но твердо направляются в нужное русло, и здесь не возникает вопроса, кто руководит ими 8 .

Когда взаимодействие, начатое под влиянием “первых впечатлений”, само оказывается первым в обширном ряду взаимодействий с теми же участниками, мы говорим о “хорошем начале” и чувствуем решающее значение этого начала. Так, некоторые учителя в отношениях с учениками придерживаются следующих взглядов:

Никогда нельзя позволять им брать над вами верх - или вы пропали. Поэтому я всегда начинаю жестко. В первый же день, входя в новый класс, я даю им понять, кто здесь хозяин... Вы просто вынуждены начинать жестко, чтобы потом иметь возможность ослабить вожжи. Если начать с послаблений, то когда вы попытаетесь проявить твердость - они будут просто смотреть на вас и смеяться.

Точно так же служители в психиатрических лечебницах нередко чувствуют, что если нового пациента в первый же день его пребывания в палате круто осадить и показать ему кто хозяин, - это предотвратит многие будущие неприятности 10 .

Признав, что индивид способен успешно проецировать определение ситуации при встрече с другими, можно предположить также,_что в рамках данного взаимодействия вполне возможны события, которые будут противоречить, дискредитировать или иным способом ставить под сомнение эту проекцию. Когда случаются такие разрушительные для нее события, взаимодействие само собой может остановиться в замешательстве и смущении. Некоторые из предпосылок, на которых основывались реакции участников, оказываются несостоятельными, и они обнаруживают, что втянуты во взаимодействие, для которого ситуация была определена плохо, а далее и вообще не определена. В такие моменты индивид, чье представление себя микрообществу скомпрометировано, может испытывать стыд, а другие присутствующие - враждебность и все участники могут ощущать болезненную неловкость, замешательство, потерю самообладания, смущение и своего рода аномальность ситуации как следствие крушения социальной микросистемы взаимодействия ли-цом-к-лицу.

• 8 Whyte W. F. (ed.). Industry and society. Ch. 7. When workers and customers meet. N.Y.: McGraw-Hill. 1946. P. 132 - 133.
• 9 Becker H. S. Social class variations in the teacher-pupil relationship // Journal of Educational Sociology. Vol. 25. P. 459.
• 10 Taxel H. Authority structure in a Mental Hospital Ward / Unpublished Muster"s thesis. Department of Sociology . University of Chicago . 1953. [стр.43]

Подчеркивая тот факт, что первоначальное определение ситуации, проецируемое индивидом, склонно становиться планом для последующей совместной деятельности, то есть рассматривая все в первую очередь с точки зрения самого этого действия, - нельзя упустить из виду решающий факт, что всякое проецируемое определение ситуации имеет еще и отчетливо выраженный моральный характер. И именно на этом моральном характере проекций преимущественно сосредоточен научный интерес данного исследования. Общество организовано на принципе, что любой индивид, обладающий определенными социальными характеристиками, имеет моральное право ожидать от других соответствующего обхождения и оценки. С этим принципом связан и второй, а именно, что индивид, который скрыто или явно сигнализирует другим о наличии у него определенных социальных характеристик, обязан и В самом деле быть тем, кем он себя провозглашает. В результате, когда индивид проецирует определение ситуации и тем самым скрыто или явно притязает быть лицом определенного рода, он автоматически предъявляет другим и некое моральное требование оценивать его и обращаться с ним так, как имеют право ожидать люди его категории. Он также неявно отказывается от всех притязаний представляться тем, кем [стр.44]

Он на деле не является 11 , и, следовательно, отказывается от претензии на обращение, приличествующее таким людям. Тогда другие согласятся признать, что индивид информировал их и о том, что есть в действительности, и о том, что они должны видеть в качестве этого “есть”. Нельзя судить о важности срывов в процессе определения ситуации по частоте, с какой они случаются, ибо очевидно, что они происходили бы еще чаще, если бы не соблюдались постоянные предосторожности. Думаю, что во избежание этих срывов постоянно применяются предупредительные практические процедуры, а также корректировочные действия, дабы возместить ущерб от вредоносных происшествий, которых не удалось избежать. Когда индивид пускает в ход эти стратегии и тактики с целью отстоять свои собственные проекции, то эти действия называют “защитной практикой”; когда же некий участник применяет их, чтобы спасти определение ситуации, спроецированное другим, то об этом говорят как о " в покровительственной практике” или “такте”. Вместе взятые защитные и покровительственные практики охватывают процедуры, которые призваны оберегать впечатление, выношенное индивидом во время его присутствия перед другими. К этому следует добавить, хотя люди сравнительно легко могут увидеть, что без применения защитных практик не выжило бы никакое первоначально произведенное впечатление, им, вероятно, гораздо труднее понять, что очень немногие впечатления смогли бы выжить, когда бы получатели этих впечатлений не соблюдали такта при их восприятии.

Кроме факта применения мер предосторожности для предупреждения нарушений в проецируемых определениях ситуации, можно также отметить, что усиленное внимание к таким нарушениям играет существенную роль в социальной жизни группы. Там разыгрываются грубые социальные мистификации и шутки, где целенаправленно подстраиваются неудобные, смущающие положения, к которым надо относиться несерьезно 12 . Сочиняются фантазии, в которых происходят головокружительные разоблачения. Рассказываются и пересказываются анекдоты из прошлого (реального, приукрашенного или вымышленного), обстоятельно расписывающие бывшие или почти бывшие трудности, с которыми удалось блистательно справиться. По-видимому, не найдется ни одной разновидности групп, которая не имела бы готового запаса таких игр, фантазий и назидательных историй, - запаса, используемого в качестве источника юмора, средств избавления от тревог и санкций для поощрения индивидов быть скромными в своих притязаниях и благоразумными в ожиданиях. Человек может раскрывать себя и в рассказах о воображаемых попаданиях в неловкие положения. В семьях любят рассказывать о случае с гостем, перепутавшим даты и прибывшим, когда ни дом, ни люди в нем не были готовы к его приему. Журналисты рассказывают о случаях, когда прошла настолько многозначительная и понятная для всех опечатка, что были юмористически разоблачены напускная объективность газеты и соблюдаемый ею декорум. Работники общественных служб рассказывают о клиентах, которые очень забавно недопонимали вопросы в заполняемых анкетных формах и давали ответы, которые подразумевали крайне неожиданные и причудливые определения ситуации 13 . Моряки, чья “семья” вдали от родного дома состоит из одних мужчин, рассказывают истории о матросе на побывке, который за домашним столом непринужденно просил мать передать ему “такого-разэдакого масла*14. Дипломаты пересказывают байку о близорукой королеве, вопрошающей республиканского посла о здоровье его короля 15 и т. д.

• 11 Эта роль свидетелей в ограничении возможностей самовыражении Индивида особо подчеркивалась экзистенциалистами, которые усматривали в этом основную угрозу индивидуальной свободе. См.: Sartre J.-P. B eing and nothingness. L.: Methuen, 1957.

Подведем теперь итоги. Я допускаю, что когда индивид появляется перед другими, у него возникает множество мотивов для попыток контролировать впечатление, которое они получают из наблюдения ситуации. В этой книге исследуются некоторые из общепринятых приемов, применяемых людьми для поддержания таких впечатлений, и некоторые обычные возможности применения этих приемов. Конкретное содержание любой деятельности отдельного участника, или роль, которую оно играет во взаимозависимых видах деятельности работающей социальной системы, в ней не обсуждаются. Меня интересуют лишь драматургические проблемы участника, представляющего свою деятельность другим. Проблемы, решаемые с помощью сценического мастерства и сценической режиссуры, иногда тривиальны, но очень распространены. По-видимому, сценические задачи встречаются в социальной жизни на каждом шагу, обеспечивая тем самым четкую путеводную нить для формального социологического анализа.

• 12 Goffman E. Communication conduct in an island community. P. 319 -327.
• 13 Blau P. Dynamics of bureaucracy / Ph.D. dissertation. Department of Sociology. Columbia University. University of Chicago Press, 1955. P. 127 129.
• 14 Beattie W. M. (jr.). The merchant seaman / Unpubliaahed M- A. report. Department of Sociology. University of Chicago, 1950. P. 35.
• 15 Ponsonby F. Recollections of three reigns. L .: Eyre & Spottiswoode , 1951.

Уместно закончить это введение несколькими определениями, которые подразумевались в предыдущем и понадобятся в будущем изложении. Для целей этого исследования достаточно приблизительного общего определения взаимодействия (точнее, взаимодействия лицом-к-лицу) как взаимного влияния индивидов на действия друг друга в условиях непосредственного физического присутствия всех участников. Единичное взаимодействие можно определить как все проявления взаимодействия в каком-нибудь одном эпизоде, во время которого данное множество индивидов непрерывно находилось в присутствии друг друга. К характеристике такого взаимодействия так же хорошо подошел бы термин “контакт”. “Исполнение” (или “выступление”) можно определить как все проявления деятельности данного участника в данном эпизоде, которые любым образом влияют на любых других участников взаимодействия. Взяв одного конкретного участника и его исполнение за базисную точку отсчета, можно определить другие категории исполнителей как публику, аудиторию, наблюдателей или соучастников. Предустановленный образец действия, который раскрывается в ходе какого-нибудь исполнения и который может быть исполнен или сыгран и в других случаях, можно [стр.47] обозначить терминами “партия” или “рутина” 16 . Эти ситуационные термины легко связать с общепринятыми структурными. Когда индивид или “исполнитель” в разных обстоятельствах играет одну и ту же партию перед одной и той же аудиторией, тогда, вероятно, имеет смысл говорить о возникновении “социального отношения”. Определив “социальную роль” как свод прав и обязанностей, сопряженных с данным статусом, можно утверждать, что одна социальная роль способна включать больше чем одну партию и что каждую из этих различных партий исполнитель может представлять в ряде случаев одним и тем же типам аудитории или аудитории, состоящей из одних и тех же лиц.

• 16 См- комментарии в книге Ноймана и Моргенштерна о важности различения рутины взаимодействий и любого конкретного случая, когда эта рутина специально разыгрывается: Neumann J . von , Morgenstern О. The theory of games and economic behavior . Princeton University Press , 1947. P . 49.

LOGICA SOCIAIIS Ирвинг ГОФМАН ПРЕДСТАВЛЕНИЕ СЕБЯ ДРУГИМ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ КАНОН-ПРЕСС-Ц ERVING GOFFMAN THE PRESENTATION SELF IN EVERY DAY LIFE И Н С Т И Т У Т С О Ц И О Л О Г И И РАН МОСКОВСКАЯ В Ы С Ш А Я Ш К О Л А С О Ц И А Л Ь Н Ы Х И Э К О Н О М И Ч Е С К И Х НАУК Ц Е Н Т Р Ф У Н Д А М Е Н Т А Л Ь Н О Й СОЦИОЛОГИИ л А - CEU г < кV ИРВИНГ ГОФМАН ПРЕДСТАВЛЕНИЕ СЕБЯ ДРУГИМ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ Перевод с английского А. Д. Ковалева МОСКВА КАНОН-ПРЕСС-Ц кучково ПОЛЕ 2000 УДК 3 1 6 ББК 60.55 Г57 Данное издание выпущено в рамках программы ЦентральноЕвропейского Университета «Translation Project» при поддержке Центра по развитию издательской деятельности (OSI - Budapest) и Института «Открытое общество. Фонд Содейст­ вия» (OSIAF - Moscow) LOGICA SOCIALIS: СОЦИАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ Серия основана в 1998 году Центром Фундаментальной Социологии и издается под общей редакцией С. П. Баньковской, Н. Д. Саркитова и А. Ф. Филиппова Научный редактор книги М. С. Ковалева Гофман И. Г57 Представление себя другим в повседневной жизни / Пер. с англ. и вступ. статья А. Д. Ковалева - М.: «КАНОН-пресс-Ц», «Кучково поле», 2000. - 304 с. (Малая серия «LOGICA SOCIALIS» в серии «Публикации Центра Фундаментальной Социологии»). В очередную книгу большой серии «Публикации ЦФС» (малая серия * LOGICA SOCIALIS») мы включили первый полный перевод на русский язык классической книги И. Гофмана (1922 - 1982) о зако­ нах и ритуалах социального поведения людей при встречах лицом к лицу. Книга дает представление о «драматургическом», или «теат­ ральном» подходе Гофмана в социологии, анализирует сценическую постановку» человеческих микровзаимодействий, приемы театрали­ зации собственной деятельности и т. д. Книга предназначена для социологов, социальных психологов и всех изучающих эти дисциплины. Александр Ковалев КНИГА ИРВИНГА ГОФМАНА «ПРЕДСТАВЛЕНИЕ СЕБЯ ДРУГИМ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ» И СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ Американский социолог, социолингвист и социальный пси­ холог канадского происхождения Ирвинг Гофман (1922- 1982) у многих обществоведов снискал репутацию хотя и при­ знанного мастера (даже «гения») социологических микроин­ терпретаций, но вместе с тем мыслителя эзотерического и уникального. В результате пишущие о Гофмане обычно пре­ увеличивают обособленность и оригинальность его мысли. Цель данной статьи - представить Гофмана как органиче­ скую часть большой европейской и американской социальнофилософской и социологической традиции, проследить исто­ ки его основных понятий, чтобы в этом контексте лучше по­ нять его личный вклад в теоретическую социологию. Если все же заходит речь о влияниях и ближайших родст­ венниках «социальной драматургии» Гофмана, то чаще всего ее рассматривают как одно из поздних ответвлений «симво­ лического интеракционизма*, по общему мнению, самой ис­ конно американской из наиболее известных «школ» социо­ логии. В начале века основоположники символического ин­ теракционизма (хотя это название установилось гораздо поз­ же) на свой лад совершили в американской социологии инди­ видуалистический и волюнтаристский поворот, подобный ев­ ропейскому наступлению на позитивистскую социологию, начатому несколько раньше неокантианцами. Однако сами эти основоположники (и в частности посмертно превращен­ ный в главный авторитет символического интеракционизма Джордж Герберт Мид) в большинстве были участниками ши­ рокого, не просто философского, но, пожалуй, общественно­ го движения - прагматизма, идеи которого косвенно под­ ключали их также к традиции английского эмпиризма и ме­ тодологического индивидуализма XVIII в. О влиянии стол­ пов прагматизма на Гофмана свидетельствуют хотя бы его 6 Александр Ковалев постоянные ссылки на тексты У. Джемса, Дж. Сантаяны пе­ риода увлечения Джемсом и других авторов того же круга. Им Гофман обязан многими своими ключевыми понятиями. Прагматизм расходился с позитивизмом (исходя из похо­ жих установок методологического натурализма) в основном трактовкой отношения между организмом и средой, индиви­ дом и обществом. Настрой прагматизма сугубо активистский: человека принципиально следует рассматривать как действу­ ющий волящий субъект, а не как объект, пассивно подчиня­ ющийся законам природы, способный лишь созерцать и науч­ но познавать независимые от человеческой воли «объектив­ ные» процессы в природной и социальной среде. Это соответ­ ствует общей гносеологической максиме прагматизма: вся­ кая истина есть не нейтральное состояние сознания, а состо­ яние бытия, формируемого людьми в соответствии с постав­ ленными целями. Хотя натуралистическая детерминация че­ ловеческих действий здесь не отрицается, исследовательское внимание переносится с фактов их зависимости от среды на свободу человека, на возможности контролирования и мани­ пулирования им окружающей среды. Среда, особенно соци­ альная, включает в себя другие активные организмы, и чело­ век становится человеком в процессе взаимодействия с этой активной средой. Общество можно понять через анализ взаи­ модействия и взаимовлияния индивидов. Уже у Джемса и Джона Дьюи, создателя особой разновид­ ности прагматизма - «инструментализма», появляется зна­ ковое для символического интеракционизма понятие «ком­ муникации», конкретизирующее общую идею взаимодействия и базовое в системе понятий Гофмана. В первом приближе­ нии коммуникация - это процесс передачи друг /фугу и, следовательно, постепенного обобществления частного опы­ та, идей, эмоций, ценностей и т. п. От этого активного про­ цесса зависит формирование и отдельной личности, и общест­ ва, и социального института, организации или учреждения. Зависимость становления личности от процесса трансляции жизненного опыта другим индивидам и приема от них встреч­ ных сообщений («коммуникация» охватывает и трансляцию и прием) подразумевает теоретическое расхождение как с пси­ хологизмом, допускающим существование некоторых гото­ вых, врожденных природных мотивов человеческого дейст­ вия, независимых от социальной среды, ситуации, окружа­ ющих институтов, так и с крайним социологизмом, представ­ ляющим человека чем-то вроде tabula rasa - чистого листа, пассивно заполняемого прямыми импульсами природной и социальной среды, коллективного сознания и т. п/ Зависи- Книга И. Гофмана и социологическая традиция 7 мость же формирования и функционирования общественных объединений, организаций и учреждений от процесса комму­ никации проявляется в том, что их постигает окостенение, бесплодие и в конце концов распад, если они не служат делу облегчения и всяческого обогащения коммуникации между людьми. На путях анализа и детализации этой двойной зависимо­ сти философы-прагматисты (непосредственным участником прагматического движения был Мид, при жизни никогда не называвший себя социологом) открыли на будущее теорети­ ко-социологическое значение проблемы коммуникации. Фак­ тически само существование общества сводилось ими к сово­ купности процессов коммуникации и обмена информацией, формирующих необходимую для совместной деятельности «общую собственность» (по выражению Дьюи) всех людей на более или менее одинаково понимаемые цели, взгляды, ожи­ дания и т. п. По сравнению с контов£ким понятием «consen­ sus omnium» - ключевым в старой позитивистской социоло­ гии и тоже предполагавшим общность чувств, мыслей и мне­ ний, - здесь, на первый взгляд, произошел всего лишь пере­ нос исследовательских интересов со статичной трактовки «консенсуса» как необходимого атрибута общества на анализ процесса формирования вышеуказанной общности. Но и это обеспечило существенное изменение исследовательской пер­ спективы. Вместо контовско-дюркгеймовской интуиции об­ щества как созданной прошлым, мощной, почти божествен­ ной данности, исходным стал образ общества как чего-то сози­ даемого по ходу дела, так сказать, ситуативно. Именно этот сдвиг положил начало своеобразному социологическому кон­ структивизму значительной части американского общество­ ведения - толкованию социальной реальности как непре­ рывно творимого продукта повседневных взаимодействий, смысловых интерпретаций и переинтерпретаций. Подобный подход прослеживается не только у Гофмана, но и в таких родственных ему направлениях социологии как социальная феноменология, этнометодология и т. п. Подход этот застав­ ляет также вспомнить зиммелевскую идею «обобществления» как функциональной формы межчеловеческого взаимовли­ яния, в которой отдельные люди «срастаются» в то или иное общественное единство. Поэтому совсем не случайны увере­ ния Гофмана в следовании зиммелевской традиции, как не случаен авторитет Зиммеля среди основоположников симво­ лического интеракциоционизма - редкое явление для пред­ ставителя европейской социологии в Америке первых деся­ тилетий XX в. 8 Александр Ковалев Следствием принятой столпами прагматизма и усвоенной Гофманом позиции стала чрезвычайно плюралистическая концепция общества, прекрасно вписывающаяся в джемсовскую картину «Плюралистической Вселенной» и потенциаль­ но обосновывающая его демократическую идею «многообра­ зия религиозного опыта». Никакой единообразной организа­ ции социума не существует. Видов общественных объедине­ ний возможно столько, сколько в коммуникационном оборо­ те вращается благ и ценностей, способных приумножаться в процессе взаимообогащающего обмена между людьми и ста­ новиться новыми точками социальной кристаллизации. Мид вообще был склонен считать проблему структуры общества (равно как и структуры личности) ложно поставленными проб­ лемами, ибо все в мире есть непрерывное становление, так что повседневная практика и наука всегда имеют дело с про­ цессами и никогда с застывшими состояниями. Такая позиция запрещает рассматривать и человеческое поведение как исключительно индивидуальное достояние, и его среду как застывшую систему общественных отношений или готовых норм, к которым индивид вынужден пассивно приспособляться. Казалось бы личное поведение всегда раз­ деляется другими в том смысле, что любая индивидуальная деятельность вызывает реакцию в человеческой среде в фор­ мах поощрения, протеста, присоединения, игнорирования и т. п. Эту текучесть и коллективную «делаемость», конструируемость среды прагматисты обычно выражали в понятии ситуации, входящем в систему базовых понятий Гофмана. Принципы трактовки этого понятия были заложены уже в «функциональной психологии» Джона Дьюи, которая исхо­ дила из того, что поведение челорека есть ответ не на какойлибо единичный объект, стимул, событие, даже не на произ­ вольно изолированное множество объектов или событий, а всегда на оценку ситуации в целом, опирающуюся на весь контекст накопленного и текущего жизненного опыта. От это­ го был только шаг до социологического понятия определение ситуации, введенного Уильямом Томасом (1863-1947) и вир­ туозно использованного Гофманом. Томас исходил из того, что всякая конкретная человеческад_деятельность оказывается развязкой какой-то конкрет­ ной ситуации, и своим термином «определение ситуации» подчеркивал, что, более или менее сознательно выбирая свои линии поведения, действующие субъекты соучаствуют в со­ здании общих его правил на данный случай, а не просто сле­ дуют неким универсальным, безликим и обязательным нор­ мам. Важнейшей частью СИТУАЦИИ для~ всякого действующе- Книга И. Гофмана и социологическая традиция 9 го были, по Томасу, установки и ценности других ее ч а с т ­ ников. Поэтому.любую реакцию индивида на этих «других» следовало анализировать не как прямую реакцию на то что они«лел|(ют и говорят, а как опосредованную реакцию на зна­ чения, приписываемые их словам и_делам данным индивидуУШЩ* Социальный мир - это прежде всего" вероятностный мир значений. Гофман сочувственно цитирует мнение Томаса (смТ ~с7 33 наст, изд.), что в повседневной жизни люди при­ нимают решения, действуют и достигают своих целей на ос­ нове сугубо предположительных умозаключений, а не стати­ стических и прочих научных выкладок. К примеру, никак нельзя дать научную гарантию, что гости на каком-нибудь приеме ничего не украдут, но долг гостеприимства тем не ме­ нее исполняется на основании предположения о порядочно­ сти всех приглашенных. Отсюда следует, что.изображаемые, предположительные значения могут иметь самые что ни на ёсть^рёальные последствия в виде целенаправленных действий людей^ Об этом говорит так называемая теорема Томаса: «Если люди определяют ситуации как реальные, то они реальны по своим последстэиям». Теорема Томаса имеет уже прямое отношение к проблеме символизма в социальном взаимодействии, наиболее автори­ тетно для адептов прагматизма и символического интеракционизма разработанной Мидом. Главной темой его социальной философии был анализ перехода от простейших обществен­ ных отношений, имеющих биологическую подоплеку и ис­ пользующих жестовую коммуникацию, к общественным от­ ношениям на основе символической коммуникации. Ее воз­ никновение и эволюцию ^1ид_ объясняет вполне «материали­ стически», в понятиях дарвиновской теории эволюции. Он исходит из того, что человеческое общество является про­ должением и разрастаниемТнёкоторых простых и фундамен­ тальных социо-физиологических отношений между биологи­ ческими организмами. JlpocTeftinee сотрудничество, первич­ ные социальные акты в мйре~жйвог6~ф6рмируются под вли­ янием биологических импульсов голода и полового влечения. Самым элементарным способом взаимного приспособления действий живых организмов и их взаимовлияния на поведе­ ние друг друга становятся жесты. Жестом в сущности мо­ жет стать любое движение организма, вызывающее приспо­ собительные реакции со стороны других организмов. ЙСесты-, (к примеру, разнообразные инстинктивные гримасы, оскал клыков и т. п.) остаютсятаковыми, пока организм не сознает их более или менее точного значения, пока они" производятся без намерения вызвать у других определенную реакцию. Щ>ед-_ 10 Александр Ковалев видение ответных реакций на жесты свидетельствует об их подъеме на новый уровень коммуникации - уровень знача щих символов, об их превращении в язык. Жест - явление преимущественно частное, партикулярное, символ - инст­ румент универсальный. Мид последовательно реализовывал этот натуралистиче­ ский подход, исследуя развитие символической коммуника­ ции в контексте общей эволюции человека. Выделение чело­ века из животного царства изучалось и оценивалось по не­ скольким взаимосвязанным критериям: развитию способно­ сти пользования значащими символами (языками), становле­ нию абстрактного мышления (которое предполагает исполь­ зование символических языков во внутреннем диалоге), воз­ никновению и развитию личности, формированию зачатков социальной организации (то есть некоторых устойчивых ин­ ституциональных рамок социального взаимодействия). Все эти критерии, в принципе, равноправны, но все-таки самой разработанной и обобщающей у Мида была картина эволюци­ онного процесса в целом с точки зрения формирования и со­ циального функционирования личности. Описанные Мидом механизмы этого функционирования во многом стали источ­ ником системы понятий в гофмановской социальной драма­ тургии и потому заслуживают краткого обзора. Как и у всех прагматистов личность по Миду - это не ка­ кая-то неизменная структура, а непрестанный процесс. В отли­ чие от контовско-дюркгеймовской традиции Мида занимает не проблема усвоения индивидом готовых социальных норм, а проблема приобретения им способности к самостоятельной оценке собственного поведения и деятельности, приобрете­ ния личности. ^Личность имеет социальное происхождение. Ее формирует диалог. Разговор с другими учит умению раз­ говаривать с самим собой, учит мыслить, ибо мышление есть по сути «внутренний диалог». Мид стоит на аристотелевских позициях первичности социального опыта: индивид обретает в себе цартнера, вырабатывает самовосприятие не прямо, а опосредованно, воспринимая точку зрения других членов со­ циальной группы, к которой принадлежит, либо некую обоб­ щенную позицию этой группы в целом. Благодаря усвоению истинных или воображаемых установок других в отношении себя, человек научается смотреть на себя и соответственно действовать «объективно» и тем самым становится полно­ ценным «субъектом» социального действия. Человек как продукт биосоциальной эволюции - это организм, обретший личность, то есть способный воспринимать и сознавать само­ го себя, способный регулировать свое поведение, изменяя его Книга И. Гофмана и социологическая традиция 11 установки в щущессе внутреннего диалога*, саморефлексии. Человек_.как личность приобретает способность интериоризировать социальное действие, иными словами, превращать об­ разцы реакций «других» на ту или иную ситуацию в собствШШё внутренние мотивы к действию. ^Важнейший механизм этой интериоризации Мид называ­ ет принятием (на себя) ролей (role-taking). Индивид высту­ пает в ролях других людей перед самим собой, в каждой вооб­ ражаемой ситуации как бы разыгрывая определенную роль пере^рпределенной воображаемой аудиторией, шаг за шагом обдумывая, как будут те или иные зрители реагировать на его исполнение, и в зависимости от выводов относительно ожидаемой реакции выбирая будущую линию реального пове­ дения. Существуют два разных вида принятия ролей, харак­ теризующие две фазы в развитии личности. В первой инди­ вид примеривает на себя роли и подражает поведению конк­ ретных лиц (родителей, ближайших "родственников, домаш­ него доктора, повара и т. п.). Происходящие при этом психи­ ческие процессы напоминают "некоторые явления переноса, описанные в психоанализе. Во второй фазе социально-психо­ логические установки других людей подвергаются генера­ лизации, появляется «обобщенный другой» (the generalized other),.представляемый в понятиях «народ», «мораль», «Бог», «общество» и т. д. Обобщенный другой ассоциируется с фор­ мированием всеобщих^^т^ктных правил поведения, испол­ нение которых поддерживает существование данного сооб­ щества как целого. В этой мидовской схеме уже просматривается основная идея театрального подхода Гофмана к анализу форм и риту­ алов межличностного взаимодействия. Но ключевая в этом анализе концепция социальной личности имеет гораздо бо­ лее глубокие корни, чем только в философии Мида. В рамках прагматистского движения близка к мидовской схема фор­ мирования личности Ча£лза_Кули (1864-1929), известная как концепция «зеркального Я» (looking-glass-self). Кули имел в виду, что человек научается владеть своим Я, всматрива­ ясь в свое изображение в зеркале других людей, воображая, как видят его эти другие, и соотнося собственные представ­ ления о себе с представлениями, приписываемыми им лю­ дям, с которыми сводит его жизнь. По сравнению с Мидом у Кули дана лишь общая постановка проблемы. Сама же эта постановка восходит к гораздо более интересной и глубокой трактовке родственной проблемы согласования личного и об­ щественного блага у Адама Смита в его главной книге «Тео­ рия нравственных чувств» (1759). 12 Александр Ковалев Прародительницей всех построений, подобных схеме «зер­ кального Я»,была смитовская концепция «симпатии» и «бес­ пристрастного наблюдателя» (impartial spectator). Смит пря­ мо использовал метафору «зеркала», рассуждая о воспита­ тельном воздействии общества на личность. Если вообразить человека, выросшего в изоляции, без всякого сообщения (ком­ муникации) с себе подобными, то такой человек был бы не способен судить ни о собственном характере, ни о добре либо зле в своих мыслях, чувствах и поведении, ни даже о своей внешности. Только общество подносит индивиду зеркало, в котором он в состоянии увидеть и оценить эти сами по себе ^безразличные свойства. В природе человека, по Смиту, зало­ жено, во-первых, естественная для каждого способность сим­ патии (сочувствия) другим людям, в основном выражаемая в сочувственном понимании их чувств, которые предположи­ тельно являются мотивами соответствующих поступков; и, во-вторых, способность оценивать собственные действия, во­ ображая, как отнесся бы к ним и к их побудительным моти­ вам беспристрастный наблюдатель, наделенный той же есте­ ственной симпатией к другому и на ее основе склонностью к моральным оценкам. Смит буквально предвосхитил мидов­ скую формулу «обобщенного другого», утверждая, что чело­ век несет общество в себе, принимая обобщенные нормы, оцен­ ки и чувства других людей как часть самого себя. Беспристрастный наблюдатель проявляет себя в жизни, так сказать, в двух ипостасях. Первая - это «внутренний наблюдатель», который по-русски наз^щается_£0вестью. В ^о^^ТТГка^внУтреннем наблюдателе представлены не толь­ ко нравственные нормы, сложившиеся в ходе естественной эволюции человечества и одобряемые большинством совре­ менников, входящих.,в.один,^культурный круг, но и трансцбнтп?нтные мЪральные нормы, отражающие веру в высшую справедливость, хотя бы за гробом, и тем духовно соединя­ ющие отдельного человека с Богом, дающие ему силы следо­ вать абсолютным принципам поведения независимо от эмпи­ рических разочарований в жизненной справедливости. Вто­ рая ипостась беспристрастного наблюдателя - это рынок, честное зеркало, в котором отражается и получает оценку нужда каждого отдельного человека в других прежде всего с целью удовлетворения своих материальных потребностей, а не только для получения морального одобрения своего пове­ дения. Рынок - это зеркало, которое правдиво показывает каждому, нужна ли вообще и насколько нужна его деятель­ ность обществу, и по которому индивид корректирует каче- Книга И. Гофмана и социологическая традиция 13 ство и назначаемую цену своей работы. В изоляции, без вза­ имодействия с ближними все это невозможно. В рыночных OTHOuiej^H^jc^Mjppajiьный принцип взаимной симпатии, праяв"-" ляётся в экономической форме взаимовыгодного обмена, ко­ торый в принципе остаётся нравственным, ибо удовлетворя­ ет естественное стремлё1нйе~человека к собственному ^благу при Coxpalielm^ отношения к другим, а что естественно - то справедливо. Элементарные отношения взаимности и "обмена служат исходным пунктом в анализе справедливого хозяйственного устройства, чему посвящена самая знаменитая книга профессора моральной философии Адама Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776). Следствием этих с виду простых соображе­ ний о природе человека была номиналистская концепцияJD6щества как непреднамеренного порядка взаимодействий пре­ имущественно свободных производителей и продавцов, кото­ рые^ несмотря на своекорыстные интересы, способны сосуще­ ствовать друг с другом благодаря снисходительному чувству взаимной симпатии. Это чув_с_т_вс1 можно испытывать только к jjpyroMy человеку," но не к обществу как некоему абстракт­ ному целому. Такое обширное историческое отступление о взглядах Сми­ та понадобилось, чтобы показать на их фоне ограниченность вроде бы похожей «коммуникационной» трактовки общества у символических интеракционистов и прагматистов, ограни­ ченность, не признаваемую большинством из них, но, как мы увидим позже, хорошо сознаваемую Гофманом. В фунда­ мент, на котором должна была строиться теория общества, Смит заложил философские принципы и измерения «челове­ ческой природы», не исчерпаемые по открывающимся пер­ спективам интерпретаций. Недаром на Смита, моралиста и экономиста в одном лице, ссылаются и социологи-эволюцио­ нисты, сторонники эволюционной этики, которые уверены, что мораль вырабатывается человечеством на историческом опыте разных этносов методом проб и ошибок; и те, кто ве­ рит в изначальную «естественную гармонию» и скрытую муд­ рость Провидения, без которого человек бессилен и которое без ведома людей компенсирует издержки индивидуальной свободы; и многочисленные школы неоклассической и нео­ либеральной экономики; и те, для кого экономика и социо­ логия - ценностно-нейтральные, натуралистические по ме­ тоду науки; и защитники морального статуса этих наук. Глав­ ное, что Смит подверг анализу не только элементарные ду­ ховные основы общества, но и спонтанно возникающие со 14 Александр Ковалев временем объективные социальные отношения и феномены высших уровней сложности, вроде процессов самоорганиза­ ции рыночного порядка, которые он описывал, прибегая к метафоре «невидимой руки». Основной же недостаток сим­ волического интеракционизма на этом фоне заостренно вы­ явил Кули с его склонностью совершенно дематериализовывать общество, толкуя^социальное^взаимодействие преиму­ щественно как игру людских воображений друг о друге, Деловек непосредственно существует для другого человека лишь как воображаемая сущность, воздействующая на его разум. В прямых общественных контактах и отношениях с другими "воображение данного лицн участвует как реальное лицо. По-ахсшу, общество как непосреддхвённая конкретная данность существует в головах в виде совокупности отношений между воображениями о ближних. ХоЧгя Жид обозвал подобную позицию «социальным со­ липсизмом», но его «обобщенный другой» - тоже всего лишь зачаток обычного «среднесоциологического» понятия общест­ ва, даже потенциально не способный отобразить многие важ­ нейшие и определяющие его отношения. К примеру, комму­ никационная схема, неявно предполагающая взаимодействие индивидов на принципах полного равенства и добровольно­ сти участия, еще позволила Миду от понятия обобщенного другого прийти к обедненному понятию «социального конт­ роля», отождествленного с самоконтролем, но такому асим­ метричному отношению между людьми как власть (этому ре­ альнейшему средству социального контроля) просто нет мес­ та в данной теоретической схеме. Термин «общество», без разбора относимый Мидом ко всем ситуациям, где наблюда­ ется какое-то взаимодействие между индивидами, невольно навязывал ложное представление о принципиальной одно­ родности систем социальных взаимосвязей в этих ситуаци­ ях. В конечном счете преодоление «социального солипсиз­ ма» Кули свелось у Мида к потенциальному расширению гра­ ниц общества по мере увеличения радиуса действия всех ви­ дов коммуникации и, следовательно, к расширению возмож­ ностей принятия на себя ролей лиц не только из ближайшего окружения, но и далеких в пространстве и времени. Вероятно, самым логичным следствием таких предпосы­ лок об универсальном и единообразном социальнопорождающем эффекте коммуникации было бы простое и популярное истолкование ее составляющих в духе Дюркгейма: «обобщен­ ного другого» как аналога дюркгеймовских «коллективных представлений», «принятия ролей» как аналога процесса их Книга И. Гофмана и социологическая традиция 15 усвоения и воспитания социального конформизма. Однако сам Мид не хотел довольствоваться такой простой схемой отно­ шений между индивидуальным и общественным и на манер психоанализа (но независимо от него) различал в личности (Self) - активном участнике и одновременно продукте и* объ*^ екте воздействия процесса коммуникации - две непрерывно взаимодействующие динамические подсистемы ее элементов: так сказать, индивидуалистскую ипостась социальной лич­ ности, обозначенную английские личным местоимением пер­ вого лица единственного числам/, и коллективистскую ипо­ стась, обозначенную косвенньш-ладежом того же местоиме­ ния - Me. Me - это стандартная, традиционная часть лич­ ности, это организованная совокупностГобщепринятых в дан­ ной с6цйальной_г£уппе установок, навыков, обычаев, реакцшГдругих людей, усвое1Гн1^ Нолаэту необходимую стандартную составляющую, которая позволя­ ет человеку быть членом коллектива^ индивид реагирует как индивидуальность, как L Следователън^оХр.боздачает в с е про­ явления^ самовыражения, неповторимого творческого ответа, уникальн6г6Т)й6лЬгического организма ^уникального эдут-, peHHerojMif|raj^^ других людей в организованном сообществе, По-видимому, мидовское / должно было служить неким социально-психологическим эквивалентом философского по­ нятия свободы воли. Л^неустанной внутренней борьбе между Me и /, между конформистским Тггрежлением к коллективной безопасности и активистской жаждой нового опыта опреде­ ляется степень свободы социальных действий индивида. Но откуда же берутся противоречия между Me и /, коль скоро обе подсистемы компонентов личности одинаково имеют соци­ альное происхождение? Каковы социальные источники этих противоречий? Каковы социально приемлемые границы инди­ видуальной свободы? У Мида вряд ли найдешь ответы на по­ добные вопросы. С этой целью лучше уж вернуться к Смиту. Конечно, его общее религиозное решение проблемы сво­ боды сегодня мало кого устроит. Смит не боялся свободы че­ ловека прежде всего потому, что верил в провиденциальную гармонию действий свободных людей. Свободный выбор по совести, под контролем этого беспристрастного внутреннего наблюдателя, был для него естественно-божественным усло­ вием развития общества. Но к Смиту апеллирует и вполне научное объяснение неолибералом и неоэволюционистом Ф. А. Хайеком внутриличностных противоречий между субъ­ ективной жаждой неограниченного «самовыражения» и со- 16 Александр Ковалев циально-выигрышной позитивной свободой, в которой так или иначе отражена объективная истина экономических и других законов человеческого общежития. Х^йвК-ЦО-новому развил мысль шотландских моралистов (среди которых звез­ дой первой величины был Адам Смит) о том, что человек по­ стоянно живет вдв^х разных мирах: микрокосме (то есть ма­ лых или, по Кули, «первичных» группах типа семьи, раз­ личных общинах и т. д.)_1^макрокосме (цивилизации, миро­ вой системе, рыночном порядке - словом, том, что Хайек обобщенно называет «расширенным порядком человеческого сотрудничества»). ^_.ВЭд11х_мирахдейстэуют^рдзные системы правил и коор­ динации поведения. В интимных кругах общения в челове­ ческом поведении гораздо больше простора для прямого про­ явления чувств и инстинктов и для сознательного сотрудни­ чаете а^лйчнб"Шкодых_ людей^ объединяемых совместным ^дрйледованием конкретных единых целей,. В макросистемах ^йствуют^без^и всех абстрактные правила поведения и запретительные традиции.морали, которые опре­ деляют узаконенные границы свободы и прав индивида, по­ зволяют ему.ставить свои собственные дели и принимать ^11ЩШе_^^цадия^..Эти правила и традиции не выбираются людьми сознательно. Они развиваются в ходе эволюционного межгруппового естественного отбора и прививаются членам ГЕЩШ (выживших и распространивших свое влияние благо­ даря найденному особенно счастливому сочетанию мораль­ ных традиций) посредством культурных механизмов подра­ жания, воспитания, обучения и всех прочих разновидностей межчеловеческой к^шмуншсации. Дисциплина безличных правил,навязываемых всяким самоподдерживающимся «рас­ ширенным порядком» помимо воли и желаний его участни­ ков, часто вызывает подсознательную ненависть к себе с их стороны. Но только в рамках^ т^адфд^рбщей для всех дисцип­ лины возможно мирное сосуществование индивидуальных свобод. Конфликт между абстрактными трудно прививаемы­ ми правилами поведения и тем, что инстинктивно нравится, прежде всего в стихийном общении в малых интимных со­ дружествах людей, не только, как утверждает Хайек, «глав­ ная тема истории цивилизации», но и, добавим мы, глубин­ ная причина тех внутриличностных противоречий, которые проявляют себя в житейском лицедействе и напяливании раз­ нообразных масок в межчеловеческих контактах, каковые феномены всю жизнь изучал И. Гофман. Принципиальное различение микро- и макрокосма, вся­ ческих содружеств индивидов, поддерживающих между со- Книга И. Гофмана и социологическая традиция 17 бой личные контакты, и миллионноголовых анонимных по­ рядков, конечно, не единоличное первооткрытие Хайека. Но он наиболее настойчиво и обоснованно доказывал методоло­ гическую и теоретическую порочность именования двух со­ вершенно разных по типу связей миров одинаковым терми­ ном «общество». Такая практика ведет к попыткам объяс­ нять и строить «расширенный порядок» по образу и подобию милой сердцу первоначальной интимной группы или соци­ альной среды, в которой в самом впечатлительном возрасте жил человек. «Невразумительный» в силу своей многознач­ ности термин «общество» лучше все же применять только к расширенным порядкам человеческого сотрудничества. Как кажется, именно пренебрежение указанным различением, сти­ мулируемое универсальностью/применения категории ком­ муникации, в значительной мере виновно в характерной для многих символических интеракционистов розовой картине общества, держащемся чуть ли не целиком на духовном вза­ имодействии. Среди них Гофман выделялся ясным понима­ нием теоретических последствий вышеописанного различе­ ния и сознательным ограничением своей главной научной задачи. Гофман принял основные принципы символического интеракционизма для анализа социальной деятельности. В их число входило и выраженное незадолго до смерти в прези­ дентском послании 1982 года к Американской социологиче­ ской ассоциации убеждение, что общественную жизнь надо изучать «натуралистически», в манере естественных наук и под углом зрения вечности. К Миду восходит и выдвижение Гофм*аном физического взаимодействия человеческих биоло­ гических тел в качестве структуры нижнего уровня, из кото­ рой вырастают все другие. Сохранилась у него и прагматистская трактовка социотворческого процесса в категориях де­ ятельности отдельных людей, вынужденных решать очеред­ ные проблемы в очередных ситуациях, самостоятельно нахо­ дя новые средства их переопределения и контроля над ними. Не был оспорен и тот руководящий методологический посту­ лат символического интеракционизма, согласно которому все факты и значения, которыми занимается социолог, должны находить объяснение в рамках процесса социального взаимо­ действия как конечной инстанции. Под этим подразумевает­ ся запрет смотреть на взаимодействие лишь как на средство, через которое на его участников воздействуют какие-то внеш­ ние самому взаимодействию силы. И, разумеется, подавля­ ющая часть человеческих взаимодействий имеет символиче­ ский характер в том смысле, что большинство реакций ин- 18 Александр Ковалев дивидов на других опосредовано фазой интерпретации, реф­ лексии и саморефлексии, на которой выясняется значение предмета взаимодействия для каждого из его участников. Но если очень многие символические интеракционисты до сих пор наивно полагают, что вышеперечисленных общих прин­ ципов достаточно для построения теории общества в целом, то Гофман сознательно использовал их для микроанализа осо­ бой реальности, возникающей только в социальных ситуаци­ ях, где участники находятся в физическом присутствии друг друга и имеют возможность непосредственно (хоть и на базе выработанных в предыдущем и текущем личном опыте смыс­ ловых интерпретаций) реагировать на действия других. Эту реальность Гофман называл (по собственному признанию, «за неимением более удачного термина») «порядком взаимодей­ ствия*. Таково заглавие его вышеупомянутого президентско­ го послания. Следовательно, «порядок взаимодействия» надо разуметь как порядок взаимодействия лицом-к-лицу, а упот­ ребляемый им тоже без уточнения термин «социальное вза­ имодействие» в большинстве случаев означает в его текстах социальное взаимодействие лицом-к-лицу. «Порядок взаимодействия» рассматривается Гофманом как содержательно самостоятельная и полноправная область ис­ следований. Ее самостоятельность доказывается хотя бы тем, что с принятием этого исходного пункта теоретизирования, то есть непосредственного взаимодействия индивидов, ста­ новятся маловажными фундаментальные дихотомические различения традиционной «большой социологии», обычно противопоставляющие контрастные типы социальных отно­ шений. В самом деле, формы и ритуалы, допустим, вежли­ вого обращения при прямых контактах как таковые можно изучать за домашним столом и в судебных залах, в семейной спальне и в супермаркетах, то есть независимо от традицион­ ных противопоставлений Gemeinschaft и Geselschaft, лично­ го и безличного, домашнего и публичного, городского и дере­ венского и т. п. Но в то же время хайековский «расширен­ ный порядок» несомненно и многообразно влияет на поря­ док прямого межличностного взаимодействия. К примеру, в своей самой популярной книге «Представление себя другим в повседневной жизни», анализируя девичьи спектакли при­ творной глупости перед ухажерами, Гофман советует не за­ бывать, что в глупеньких играют именно американские де­ вушки из американского среднего класса. Но проблема свя­ зей «порядка взаимодействия» с разными структурами обще­ ственных отношений в каждом случае требует особого и кон­ кретного исследования. Книга И. Гофмана и социологическая традиция 19 Существует, однако, один, особо не оговариваемый, об­ щий контекст, без учета которого нельзя как следует понять ни подхода Гофмана к социальным микросистемам взаимо­ действия, ни, шире, социальной философии американского прагматизма. Этот контекст - ментальность гражданина де­ мократического общества, своего рода стихийно-наивная плю­ ралистическая онтология социума, основанная на благопо­ лучном опыте этого гражданина. В несколько другой связи уже упоминалось о плюралистической вселенной У. Джемса, где допускается столько центров организации, сколько име­ ется самосознающих воль. С этой общей предпосылкой более или менее согласуется джемсовская концепция множествен­ ности социальных личностей, или социальных Я (social selves) человека, наиболее простая и логичная из всех прагматистских конструкций на ту же тему, к тому же сыгравшая по отношению к* ним роль первоисточника. Так как прагматизм принципиально отвергает любую монистическую субстанци­ альность сознания, то логичным выглядит тезис о непрерыв­ ном процессе производства в социуме личного самосознания благодаря взаимодействию с другими людьми. Важный эле­ мент этого взаимодействия - ожидания и оценки этих дру­ гих, обращенные к действующему субъекту и становящиеся частью его внутренней мотивации. Поскольку человек, как правило, участвует во множестве разных групп, то он имеет столько же разных социальных Я, сколько существует групп, состоящих из лиц, чьим мнением он дорожит. Каждой из этих групп человек показывает разные стороны своей лично­ сти. Таким образом, взаимодействие происходит не столько между индивидами как субъектами, целостными неделимы­ ми личностями, сколько между разными социальными лика­ ми индивидов, как бы между изображаемыми ими персона­ жами. Недаром Джемс считается основоположником офор­ мившейся позднее теории ролей. Вынужденные напяливать на себя разнообразнейшие социальные личины, соответству­ ющие повседневным ожиданиям массы носителей демокра­ тического коллективного сознания, многочисленные «субъек­ тные,#», наделенные деспотической волей к прагматическо­ му и утилитарному преобразованию своей социальной среды, усмиряются и нейтрализуют друг друга. Все устраивается к лучшему в демократическом мире. Гофман принял концепцию социальной личности Джемса в качестве отправной точки в своем анализе микросистем вза­ имодействия. Именно это доказывает, что по своим интере­ сам он был социологом, а не экзотическим «глубинным пси- 20 Александр Ковалев хологом», каким его иногда изображают*. Вместе с Джем­ сом, Робертом Парком и многими другими Гофман желает изучать эти маски, личины социальных актеров, которые в конце концов прирастают к лицу и становятся их более под­ линными Я, чем то воображаемое Я, каким хотят быть эти люди. Маска, роль оправдывается жизнью. Понятие челове­ ка о своей роли становится второй натурой и частью лично­ сти. Если иногда Гофман заговаривает о «рассогласовании нашего природного Я и нашего социального Я», то размыш­ ляет он об этом не в категориях противопоставления биоло­ гически прирожденного и социально благоприобретенного, а скорее в категориях разных социальных требований, предъяв­ ляемых в разных кругах общения. В одних от нас ожидают известной «бюрократизации духа» и дисциплины действий независимо от телесных состояний, в других есть место для проявлений импульсивности и зависимости результатов на­ шей деятельности от плохого самочувствия. В книге, предложенной в настоящем издании читателю, Гофман еще сузил и уточнил свою главную исследовательс­ кую задачу. Он сосредоточился на «драматургических», или «театральных» проблемах участника микровзаимодействия, представляющего свою деятельность другим. При этом кон­ кретное содержание этой деятельности или ее ролевые функ­ ции в работающей социальной системе не рассматриваются. Чтобы лучше понять гофмановскую постановку проблемы, можно сопоставить ее с аналогичными идеями «философии поступка» М. М. Бахтина. Бахтин рассматривал человече­ ский поступок как некий потенциальный текст, смысл кото­ рого может быть понят только в контексте своего времени. Этот контекст Гофман временно выносит за скобки. Но про­ должая свою мысль, Бахтин говорит о том, что даже физи­ ческое действие человека должно быть понято как поступок, однако поступок нельзя понять вне его возможного знаково­ го выражения. Вот эта знаковая оснастка, знаковый инстру­ ментарий деятельности, представляемой другим, и интересу­ ет Гофмана больше всего. С расширением перспективы та же задача формулируется как задача изучения социальных микрообразований, органи­ заций, учреждений - словом, любых обособленных социаль­ ных пространств, в которых осуществляется определенного * Например, в единственной известной нам на русском языке моно­ графии о Гофмане (Кравченко Е. И. Эрвин Гоффман. Социология лице­ действа. М.: МГУ, 1997), где гофмановское «self» местами толкуется со­ мнительным образом как «глубинная самость». Книга И. Гофмана и социологическая традиция 21 рода деятельность, с точки зрения управления создаваемыми там впечатлениями и определения ситуации. Описание при­ емов управления впечатлениями, выработанных в данной от­ носительно закрытой микросистеме, затруднений в этом деле, главных его исполнителей и исполнительских команд, орга­ низующихся на этой почве и т. д., и т. п. - все это Гофман выделяет в особый драматургический подход. По его за­ мыслу, он должен дополнить традиционные перспективы со­ циологического анализа социальных формирований: техни­ ческую (с точки зрения организации в них деятельности для достижения определенных целей); политическую (с точки зрения асимметричного социального контроля над распреде­ лением ресурсов деятельности и применением власти); струк­ турную (проясняющую совокупность горизонтальных и вер­ тикальных отношений между действующими единицами); культурную (с точки зрения моральдых и иных общекуль­ турных ценностей, влияющих на характер деятельности в данном социальном пространстве). Драматургический подход должен располагать своей осо­ бенной, «ситуационной», системой понятий в силу внутрен­ ней диалектики развития форм социальной жизни лицом-клицу и особого статуса времени в этих формах. Относительно короткая протяженность во времени и пространстве состав­ ляющих их событий позволяет людям собственными глазами следить за ходом этих событий от начала до конца. По при­ чине наглядной обозримости такие формы легче осваивают­ ся и повторяются людьми (в этом освоении велика роль «эмпатии» - вживания в мир субъективных чувств партнеров), а по причине быстротечности этих форм разнородные во мно­ гих отношениях участники вынуждены быстро достигать ра­ бочего взаимопонимания. Все они входят в текущую социальную ситуацию с ка­ ким-то жизненным опытом общения с разными категориями людей и с массой культурных предпосылок, предположитель­ но разделяемых всеми. Фактически в любой микросистеме взаимодействия лицом-к-лицу люди вступают с другими не­ посредственно присутствующими участниками в культурно обусловленные познавательные отношения, без которых было бы невозможно упорядочение совместной деятельности ни в словесных, ни в поведенческих формах. Основной ситуаци­ онный термин для анализа человеческой деятельности в гофмановской социальной драматургии - исполнение (perfor­ mance) - обозначает все проявления активности индивида или «команды» индивидов за время их непрерывного при- 22 Александр Ковалев сутствия перед конкретными зрителями (какой-то житейской «аудиторией»). Первоначально все эти проявления деятельно­ сти, охватываемые термином «исполнение», ориентированы на реализацию чисто рабочих задач. Но дальше начинает дей­ ствовать диалектика всякого социального взаимодействия, приводящая в конце концов к частичному или полному пре­ вращению «нормальной» рабочей деятельности в деятельность представительскую, ориентированную на задачи коммуника­ ции и наиболее эффективного самовыражения. Входя в незнакомую ситуацию со множеством участни­ ков, человек обычно стремится как можно полнее раскрыть ее действительный характер, чтобы со знанием дела соответ­ ствовать ожиданиям присутствующих. Но информации об их подлинных чувствах по отношению к нему, об их прошлом социальном опыте и т. п. обычно не хватает. И тогда для предвидения развития ситуации приходится пользоваться за­ менителями: случайными репликами, проговорками и ого­ ворками как в психоанализе, статусными символами, мате­ риальными знаками социального положения и т. д. В резуль­ тате всякий исполнитель в ситуации взаимодействия сталки­ вается с парадоксом: чем больше интересуешься реальностью, недоступной прямому восприятию, тем большее внимание на­ до уделять внешним проявлениям, видимостям, впечатлени­ ям, которые другие участники создают во время взаимодейст­ вия о своем прошлом и о будущем курсе действий. В этом взаимном процессе производства впечатлений (и тем самым «самовыражения» участников) Гофман выделяет два различных вида коммуникации (знаковой активности): произвольное самовыражение, которым люди дают инфор­ мацию о себе в общезначимых символах, и непроизвольное самовыражение, которым они выдают себя (например, неча­ янно выдают каким-то жестом свое не достаточное для де­ кларируемых претензий на определенный социальный ста­ тус воспитание). Второй вид коммуникации - обычно не­ преднамеренный, невербальный и более театральный - инте­ ресует Гофмана в первую очередь. Но при использовании обоих каналов коммуникации действуют объективные ограничения непосредственного взаимодействия между людьми (необхо­ димость выпячивания одних фактов и сокрытия других, иде­ ализация и т. д.). Эти ограничения влияют на его участников и преобразуют обыкновенные проявления их деятельности в театрализованные представления. При этом вместо простого исполнения рабочей задачи и свободного проявления чувств люди начинают усиленно изображать процесс своей деятель- Книга И. Гофмана и социологическая традиция 23 ности и передавать свои чувства окружающим в нарочитой, но приемлемоа^адя доугих форме. Именно поэтому в ход идет язык театрального представ­ ления, спектакля. Гофман говорит о «переднем плане» (front) исполнения как о той его части, которая регулярно проявля­ ется в устойчивой форме, определяя ситуацию для наблюда­ ющих это исполнение. Говорит об «обстановке», «декораци­ ях» исполнения, пространственной расстановке участников взаимодействия, о разделении сценического пространства жи­ тейских игр на заднюю (закулисную) зону, где готовится бе­ зупречное исполнение.повседневных рутинных действий, и переднюю зону, где это исполнение представляют другим. Гофман вводит и аналог театральной труппы - понятие ко­ манды исполнителей, соединяющих свои усилия на время существования данной микросистемы взаимодействия, что­ бы представить присутствующим (аудитории) свое определе­ ние ситуации. «Команда» - очередное «ситуационное» поня­ тие, используемое Гофманом вместо обыкновенного «струк­ турного» понятия «социальная группа». Команда - тоже группировка, но не в контексте исторически длительных и устойчивых отношений социальной структуры или организа­ ции, а в контексте очередной постановки какого-либо рутин­ ного житейского взаимодействия или ряда таких взаимодей­ ствий, где надо насадить и удержать нужное определение си­ туации. Это определение включает рабочее соглашение (кон­ сенсус, согласие) о необходимом «командном этосе», кото­ рый должен поддерживаться молчаливо принимаемыми пра­ вилами вежливости и приличия. Главная задача команды - контролировать впечатления от исполнения, в частности ох­ раняя доступ в его закулисные зоны, чтобы помешать посто­ ронним видеть не предназначенные им секреты представле­ ния. Эти секреты от публики (аудитории), которая могла бы разоблачить и сорвать житейский спектакль, известны всем исполнителям в команде и охраняются ими сообща. Поэтому в отношениях членов команды обычно развиваются особая солидарность и дружеская фамильярность посвященных. Но, как не раз подчеркивает в своей книге Гофман, язык театральной сцены не самоцель и не еще одна иллюстрация превратившейся в банальность шекспировской метафоры «весь мир - театр, а люди лишь актеры на подмостках». Педали­ рование сценических аналогий, по собственному признанию Гофмана, было для него в значительной мере риторической уловкой и тактическим маневром. На самом деле его не инте­ ресовали элементы театра, которые проникают в повседнев- 24 Александр Ковалев ную жизнь и обильно представлены в его книгах. Его иссле­ довательская задача - это выявление той структуры соци­ альных контактов, непосредственных взаимодействий меж­ ду людьми и, шире, той структуры явлений общественной жизни, которая возникает каждый раз, когда какие-либо лица физически соприсутствуют в ограниченном пространстве их взаимодействия. Ключевой фактор в этой структуре - под­ держание какого-то определения ситуации, которое должно быть выдержано до конца вопреки множеству потенциаль­ ных опасностей, со всех сторон грозящих ему подрывом. Как мы уже знаем, Гофман дает системе отношений, характери­ зуемых этой искомой структурой, условное сокращенно-обоб­ щенное название «порядок взаимодействия». Этот «порядок», складывающийся в жизни, отнюдь не те­ атр, хотя имеет с ним то общее, что втянутые в жизненную ситуацию обыкновенные люди, чтобы выдержать ее первона­ чально избранное определение, реально используют те же тех­ нические приемы и средства самовыражения, какие находятся в распоряжении профессиональных актеров. Но гофмановский анализ «порядка взаимодействия» не сводится к выяв­ лению форм и ритуалов его театрализации и представитель­ ского обмана. Коммуникационные акты, даже совершаемые с целью приукрашенного представления своей деятельности, подразумевают определенные моральные отношения с ауди­ торией. Впечатления, производимые участниками коммуни­ кации, все их нечаянные гримасы, непроизвольные жесты и «словесные жесты» (выражение Мида) истолковываются как скрытые обещания или претензии. А это уже материал для моральных суждений. Исполнители и публика, перед кото­ рой они стараются, действуют так, как будто между ними су­ ществует молчаливое обязательство поддерживать определен­ ное равновесие противостояния и согласия. Это равновесие держится на часто бессознательном моральном познаватель­ ном соглашении не вводить друг друга в заблуждение слиш­ ком сильно, ибо производимые людьми впечатления - это, порой, единственный путь познания другого, его намерений и деятельности. В общем, структура «порядка взаимодействия» формиру­ ется под влиянием противоположных сил, действующих на исполнителей. С одной стороны, их повседневная жизнь опу­ тана моральными ограничениями, так что они субъективно и объективно пребывают в сфере моральных отношений. С дру­ гой стороны, каждый человек в круговороте повседневных дел рано или поздно сталкивается с ситуацией, когда для Книга И. Гофмана и социологическая традиция 25 пользы дела требуется сконцентрировать и немножко под­ править впечатления (то есть прибегнуть к манипуляции ими), производимые его действиями на других. Деловые действия по сути превращаются тогда в «жесты», адресованные ауди­ тории. Жизненная практика человека театрализуется. И здесь его в первую очередь начинает интересовать по своему суще­ ству аморальная проблема создания видимости, убедительно­ го для других впечатления, будто в его действиях соблюдены все нормы морали и законности. Именно поэтому повседнев­ ная жизнь часто делает из обыкновенных людей искушен­ ных знатоков сценического мастерства. Все сказанное еще раз подтверждает обоснованность вы­ деления Гофманом «порядка взаимодействия» как самосто­ ятельной области социологического исследования. В прин­ ципе, основное, что он хочет узнать об этом «порядке», сво­ дится к вопросу о том, какого рода впечатления от реально­ стей и случайностей всякого непосредственного социального взаимодействия способны разрушать впечатления, тщатель­ но насаждаемые и воспитываемые в рядовых представлени­ ях-спектаклях повседневной жизни. Внимание Гофмана со­ средоточено в основном на путях и причинах подрыва взаим­ ного доверия людей к получаемым ими в ходе совместной деятельности впечатлениям, а не на проблеме природы соци­ альной реальности как таковой. Поэтому он уделает столько места и времени замаскированным ложным представлениям и техническим приемам дезинформирующей коммуникации, всякого рода двусмысленностям и умолчаниям, позволяю­ щим создать выгодную иллюзию, не опускаясь в то же время до прямой лжи, весьма уязвимой для разоблачений. Точно так же анализируются им изощренные защитные приемы, оберегающие от подобных разоблачений избранную линию по­ ведения и «темные секреты» командных и индивидуальных исполнений. Успех этих приемов возможен опять-таки при определенной моральной дисциплине исполнителей, которую Гофман характеризует словосочетаниями «драматургическая верность», «драматургическая осмотрительность» и т. д. Уже говорилось, что осознание Гофманом специфики «по­ рядка взаимодействия» как самостоятельной области иссле­ дований, потребовало для его анализа разработки специаль­ ного аппарата «ситуационных» понятий. К ранее упомяну­ тым терминам можно добавить такие детализирующие и ана­ литически расчленяющие основное понятие «исполнение» тер­ мины, как контакт (любое событие в зоне возможной пря­ мой ответной реакции другого); почти синоним контакта еди- 26 Александр Ковалев ничное взаимодействие (все проявления взаимодействия в от­ дельном эпизоде); партия, рутина и др. В принципе возмож­ но связать эти ситуационные термины с общепринятыми в социологии структурными. Так, если «социальная роль» - это свод прав и обязанностей, сопряженных с определенным статусом, то одна социальная роль может включать больше чем одну партию, понимаемую как рутинный образец дейст­ вия, который разыгрывается перед аудиториями одного и того же типа. Однако общая проблема нахождения точек сопри­ косновения между гофмановским «порядком взаимодействия» и традиционно выделяемыми социологией элементами соци­ альной организации чрезвычайно сложна и едва затронута Гофманом в разных его трудах. Его описания прямых влия­ ний «ситуационных эффектов» и определенных характерис­ тик «порядка взаимодействия» на макромиры вне сферы по­ следнего касаются сравнительно малозначительных явлений. К примеру, в упоминавшемся ранее президентском послании он пытается установить некоторые связи между порядком пря­ мого межличностного взаимодействия и главными статусоопределяющими характеристиками индивидов в «большой» со­ циальной структуре: возрастом, тендерной принадлежно-стью, социальным классом и расой. Все это весьма ограниченные попытки. В целом же Гофман, по-видимому, придерживается мне­ ния, что социальная микросистема взаимодействия лицом-клицу не может быть прямым отражением макросоциологических структур и законов, так что о последних трудно су­ дить на основании законов микросоциологии. Похоже, что опыт Гофмана подрывает надежду на исполнение заветной мечты теоретиков социологии - построить мост между на­ блюдениями и обобщениями на уровне повседневных житей­ ских ситуаций и историческими обобщениями макросоцио­ логии, причем построить не в форме интуитивных прозрений и поверхностных метафор, а в виде лестницы строгих поня­ тий, включенных в общую теоретическую систему. Кажется, из чтения Гофмана надо сделать вывод, что лучше эти раз­ ные миры, то есть микровзаимодействия («сценическую по­ становку» которых он так хорошо проанализировал) и макроструктурные процессы, исследовать по отдельности. Это не мешает нам ценить тончайшие «художественные» наблю­ дения, схватывающие взаимопроникновение двух миров, в изобилии рассыпанные в книгах Гофмана. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ СЕБЯ ДРУГИМ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ «Маски суть застывшие выражения и превосходные эхосигналы чувств, одновременно правдивые, сдержанные и пре­ увеличенные. Живые организмы, соприкасаясь с внешней средой, вынуждены обзаводиться какой-то защитной обо­ лочкой, и никто не протестует против таких оболочек на том основании, что они, мол, не главные их части. Однако некоторые философы, по-видимому, досадуют на то, что обра­ зы не вещи, а слова не чувства. Слова и образы подобны ра­ ковинам, таким же неотъемлемым частям природы, как и субстанции, которые они покрывают, но больше говорящим глазу и больше открытым для наблюдения. Этим я не хо­ чу сказать, будто субстанция существует ради видимости, лица ради масок, страсти ради поэзии и проявлений добро­ детели. Ничто не возникает в природе ради чего-то друго­ го: все такие фазы и произведения равно включены в круг бытия...» Дж. Сантаяна Santayana G. Soliloquies in England and later soliloquies. L.: Constable, 1922. ПРЕДИСЛОВИЕ Эта книга представляется мне чем-то вроде учебника, где подробно разбирается один из возможных социологи­ ческих подходов к изучению социальной жизни, особен­ но той ее разновидности, которая организована в ясных материальных границах какого-либо здания или заве­ дения. В ней описано множество приемов, в совокупно­ сти образующих методический каркас, который можно применять при изучении любого конкретного социаль­ ного уклада, будь то семейного, промышленного или тор­ гового. Подход, развиваемый в данной работе, - это подход театрального представления, а следующие из него прин­ ципы суть принципы драматургические. В ней рассмат­ риваются способы, какими индивид в самых обычных ра­ бочих ситуациях представляет себя и свою деятельность 30 И. Гофман. Представление себя другим... другим людям, способы, какими он направляет и контро­ лирует формирование у них впечатлений о себе, а также образцы того, что ему можно и что нельзя делать во вре­ мя представления себя перед ними. Применяя эту мо­ дель, я буду стараться не пренебрегать ее очевидной недо­ статочностью. Сцена представляет зрителю события прав­ доподобно выдуманные; жизнь, предположительно, пре­ подносит нам события реальные и обычно неотрепетиро­ ванные. Еще важнее, вероятно, то, что на сцене актер иг­ рает в маске некоего персонажа, сообразуясь с масками, изображаемыми другими актерами. Существует и третий участник представления - публика (или аудитория), уча­ стник очень важный и тем не менее такой, которого не было бы там, если бы сценическое представление вдруг стало реальностью. В действительной жизни эти три уча­ стника сжаты в два: роль, которую играет один, приспо­ сабливается к ролям, исполняемым другими присутству­ ющими и эти другие составляют также и публику. Про­ чие несоответствия театрального подхода реальным об­ стоятельствам будут рассмотрены позже. Иллюстративные материалы, использованные в этом исследовании, смешанной природы: какие-то взяты из вполне почтенных работ, где сделаны компетентные об­ общения о надежно установленных закономерностях; ка­ кие-то позаимствованы из неофициальных мемуаров, пи­ санных разными колоритными личностями; многие же принадлежат некой промежуточной области. Кроме того довольно часто привлекались материалы моего собствен­ ного исследования местного фермерского сообщества, веду­ щего натуральное хозяйство на одном из Шетландских островов*. Оправдание такого подхода (и, как мне кажет­ ся, родственного подходу Г. Зиммеля) в том, что эти иллю­ страции, взятые вместе, встраиваются в достаточно связ­ ную систему понятий, которая объединяет обрывки опы­ та, уже имеющегося у читателя, и снабжает учащегося неким путеводителем, достойным проверки в моноиссле­ дованиях институциональных основ социальной жизни. * Частично изложено в неопубликованной докторской диссертации: Goffman E. Communication conduct in an island community (Факультет социологии Чикагского университета, 1953). Предисловие 31 Эта система понятий развертывается логически. Вве­ дение по необходимости абстрактно и его можно опус­ тить. * * * Представляемая читателю книга является результа­ том научного исследования человеческого взаимодействия, предпринятого по заданию Факультета социальной ант­ ропологии и Исследовательского комитета по социальным наукам в Эдинбургском университете, и исследования социальной стратификации, выполненного при поддерж­ ке фонда Форда, руководимого профессором Чикагского университета Э. А. Шилзом. Я очень признателен этим организациям за инициативу и поддержку, Кроме того я хотел бы также выразить благодарность моим учителям: Ч. У. М. Харту, У. Л. Уорнеру и Э. Ч. Хьюгу. Я поблаго­ дарен также Элизабет Бот, Дж. Литлджону и Э.Банфилду, которые помогали мне в начале исследования, и кол­ легам из Чикагского университета, которые помогали мне позже. Без сотрудничества и помощи моей жены, Ангелики Гофман, эта работа никогда не была бы написана. ВВЕДЕНИЕ Когда человек присутствует там, где присутствуют дру­ гие, эти другие обыкновенно стремятся раздобыть свежую информацию о нем или задействовать уже имеющуюся. Как правило, они будут интересоваться его общим соци­ ально-экономическим положением, его понятием о себе, его установками по отношению к ним, его компетентнос­ тью в каких-то вопросах, его надежностью и т. д. Хотя иногда розыски отдельных сведений, по-видимому, пре­ вращаются в самоцель, обычно имеются вполне практи­ ческие причины для сбора такой информации о челове­ ке. Сведения о данном индивиде помогают определить ситуацию, позволяя другим заранее знать, чего он ждет от них и чего они могут ожидать от него. Обладая подоб­ ной информацией, другие знают, как лучше всего действо­ вать, чтобы получить от этого индивида желаемую реак­ цию. В распоряжении присутствующих других находятся многие источники информации и многие носители (или «знаковые средства выражения») для ее передачи. Если наблюдатели даже не знакомы с человеком, то они в со­ стоянии по его поведению и облику подобрать некоторые ключи, которые позволят им применить к нему свой пре­ дыдущий опыт общения с приблизительно похожими людьми или, что более важно, использовать еще непрове­ ренные стереотипы. На основании прошлого опыта они могут также предположить, что в данной социальной об­ становке будут встречаться, по всей вероятности, только люди определенного сорта. Наблюдатели могут полагать­ ся или на то, что человек говорит о себе сам, или на доку­ ментальные свидетельства о том, кто и что он есть на са­ мом деле. Если наблюдатели знают самого индивида или имеют сведения о нем по опыту прежнего взаимодейст- Введение 33 вия, они могут опереться на предположения об извест­ ном постоянстве и общей направленности его психоло­ гических свойств как на средство предсказания его тепе­ решнего и будущего поведения. Однако за время непосредственного присутствия дан­ ного индивида в обществе других людей может произой­ ти слишком мало событий, способных сразу же снабдить этих других необходимой им убедительной информаци­ ей, если они намереваются действовать осмотрительно. Многие решающие факты и указания находятся за пре­ делами времени и места прямого взаимодействия или содержатся в нем в скрытом виде. К примеру, «истин­ ные» или «действительные» установки, убеждения и чув­ ства индивида можно выяснить только косвенно, благо­ даря его признаниям или непроизвольным проявлени­ ям в поведении. Подобно этому, когда индивид предлага­ ет другим некий продукт или услугу, то часто бывает, что на всем протяжении прямого контактирования другим не предоставляется возможности «раскусить» этого чело­ века. Тогда они вынуждены принимать некоторые мо­ менты взаимодействия как условные или естественные знаки чего-то недоступного чувствам напрямую. В тер­ минологии Г. Иххайзера 1 , индивид должен будет действо­ вать таким образом, чтобы намеренно или ненамеренно самовыразиться, а другие, в свою очередь, должны полу­ чить впечатление о нем. Способность индивида к «самовыражению» (и тем са­ мым его способность производить впечатление на дру­ гих) содержит, по-видимому, два совершенно разных вида знаковой активности: произвольное самовыражение, ко­ торым он дает информацию о себе, и непроизвольное са­ мовыражение, которым он выдает себя. Первое вклю­ чает вербальные символы или их заменители, использу­ емые общепризнанно и индивидуально, чтобы передавать информацию, о которой известно, что индивид и другие связывают ее с данными символами. Это и есть «комму­ никация» в традиционном и узком смысле. Второе вклю­ чает обширную область человеческого действия, которую 1 Ichhciser G. Misunderstanding in human relations / / The American Journal of Sociology. Supplement LV. September. 1949. P. 6-7. 2 - 231 34 И. Гофман. Представление себя другим... другие могут рассматривать как симптоматику самого дей­ ствующего лица, когда имеются основания ожидать, что данное действие было предпринято по иным соображе­ ниям, чем просто передача информации этим способом. Как мы увидим, такое различение значимо лишь перво­ начально, ибо, будьте уверены, индивид может передавать намеренную дезинформацию, пользуясь обоими этими ти­ пами коммуникации: при первом в ход идет прямой об­ ман, при втором - притворство. Понимая коммуникацию и в узком, и в широком смыс­ ле, можно придти к выводу, что когда индивид оказыва­ ется в непосредственном присутствии других, его актив­ ность будет иметь характер некоего обещания. По всей вероятности, другие сочтут, что они должны принять это­ го индивида на веру, предложив ему разумный ответный эквивалент (пока он «присутствует» перед ними) в обмен за нечто такое, истинную ценность чего удастся устано­ вить уже после его отбытия. (Разумеется, другие пользу­ ются гипотетическими умозаключениями и в своих кон­ тактах с физическим миром, но только в мире социальных взаимодействий объекты, о которых делают умозаключе­ ния, способны целенаправленно облегчать или тормозить этот процесс.) Надежность проверяемых выводов об ин­ дивиде будет, конечно, меняться в зависимости от таких факторов, как количество уже имеющейся у других ин­ формации о нем, но никакое количество прошлых сведе­ ний, очевидно, не может полностью избавить от необходи­ мости действия на основе предположительных умозаклю­ чений. Как настаивал Уильям Томас: Очень важно для нас также понять, что в повседневной жиз­ ни мы фактически не ведем наши дела, не принимаем решений и не достигаем целей статистически или научно. Мы живем по гадательным умозаключениям. Скажем, я ваш гость. Вы не мо­ жете знать и определить научно, не украду ли я ваши деньги или ваши ложки. Но предположительно я все же не украду, и также предположительно вы принимаете меня как гостя2. Сделаем теперь поворот от позиции других к точке зрения индивида, который представляет себя перед ними. 2 Цит. по: Social behavior and personality (Contributions of W. I. Tho­ mas to theory and social research) / Ed. by E.H. Volkart. N.Y.: Social Sci­ ence Research Council, 1951. P. 5. Введение 35 Возможно, он хочет внушить им высокое мнение о себе, или чтобы они думали, будто он высокого мнения о них, или чтобы они поняли, каковы его действительные чувст­ ва по отношению к ним, или чтобы они не получили ни­ какого определенного впечатления. Индивид может же­ лать также достаточно гармоничных отношений с други­ ми, чтобы поддерживать с ними взаимодействие, либо хо­ теть избавиться от них, обмануть, запутать, сбить с толку, противодействовать, или навредить им. Независимо от конкретной цели, присутствующей в сознании индивида, и от мотивов постановки этой цели, в его интересы вхо­ дит контролирование поведения других, особенно их от­ ветной реакции на его действия 3 . Этот контроль достига­ ется, в основном, путем влияния на определение ситуа­ ции в начале его формулирования другими, и влиять на это определение индивид может, вьфажая себя таким об­ разом, чтобы создать у других впечатление, которое побу­ дит их действовать добровольно, но согласно его собствен­ ным планам. Поэтому, когда индивид оказывается в об­ ществе других, у него обычно появляются и причины ак­ тивизироваться для произведения такого впечатления на них, внушить которое в его интересах. Например, если подруги в студенческом общежитии будут судить о деви­ чьей популярности по числу вызовов к телефону, вполне можно подозревать, что некоторые девушки начнут на­ рочно устраивать такие вызовы для себя, и потому зара­ нее предсказуема находка Уилларда Уоллера: Многие наблюдатели отмечали, что девушка, которую зовут к телефону в студенческом общежитии, часто тянет время, что­ бы дать всем подругам с избытком наслушаться, как ее имя выкликают несколько раз 4 . Из двух видов к о м м у н и к а ц и и - процессов произволь­ ного и непроизвольного самовыражения - в книге в пер3 В понимании этого вопроса я многим обязан неопубликованной статье Т. Бернса из Эдинбургского университета, в которой он доказы­ вал, что скрытый нерв всякого взаимодействия - это желание каждого его участника контролировать и управлять реакциями других присут­ ствующих. Похожую аргументацию развивал недавно Дж. Хейли в не­ опубликованной статье, но в связи с особой разновидностью контроля, нацеленного на определение природы взаимоотношений вовлеченных во взаимодействие лиц. 4 Waller W. The rating and dating complex / / American Sociological Review. II. P. 730. 2* 36 И. Гофман. Представление себя другим... вую очередь уделяется внимание второму, более театраль­ ному и зависимому от контекста, невербальному и, веро­ ятно, непреднамеренному (будь то случай целенаправленно организованной коммуникации или нет). Как пример того, что мы д о л ж н ы попытаться исследовать, п р о ц и т и р у е м обширный беллетристический э п и з о д, в котором описано как некий П р и д и, англичанин на о т д ы х е, обставляет свое первое появление на п л я ж е летнего отеля в Испании: Само собой разумеется, надо постараться ни с кем не встре­ чаться взглядом. Прежде всего он должен дать понять тем воз­ можным компаньонам, что нисколько в них не заинтересован. Смотреть сквозь них, мимо них, поверх них - этакий взгляд в пространство. Будто пляж пустой. Если мяч случайно упадет на его пути - он должен выглядеть застигнутым врасплох. Потом улыбка радостного изумления озарит его лицо (Добро­ душный, Любезный Приди!), когда он начнет осматриваться, по­ раженный тем, что на пляже, оказывается, есть люди, и бросит им мяч обратно, легонько посмеиваясь над собой, а не над людь­ ми, - и тогда уж небрежно возобновит свое беспечное обозре­ ние пространства. Но придет время устроить и маленький парад достоинств Идеального Приди. Как бы невзначай он даст шанс любому, кто захочет, увидеть мельком титул книги в его руках (испанский перевод Гомера - чтение классическое, но не вызывающее, к то­ му же космополитичное), а затем он неторопливо сложит свою пляжную накидку и сумку аккуратной защищенной от песка кучкой (Методичный и Практичный Приди), непринужденно вы­ тянется во весь свой гигантский рост (Большой кот Приди) и с облегчением сбросит сандалии (наконец-то, Беззаботный При­ ди!). А бракосочетание Приди и моря! На этот случай - свои ри­ туалы. Во-первых, шествие по пляжу, внезапно переходящее в бег с прыжком в воду, и сразу после выныривания плавно, мощ­ ным бесшумным кролем туда - за горизонт. Ну, конечно, не­ обязательно за горизонт. Он мог бы неожиданно перевернуться на спину и бурно взбивать ногами белую пену (ни у кого не вы­ зывая сомнений, что способен плыть и дальше, если б захотел), а потом вдруг стоя выпрыгнуть на полкорпуса из воды, чтобы все видели, кто это был. Другой ход был проще: он не требовал испытания холодной водой и риска показаться чересчур высокодуховным. Вся шту­ ка в том, чтобы выглядеть до того привычным к морю, к Среди­ земноморью и к этому пляжу, что такой человек по своему про­ изволу мог бы сидеть хоть в море, хоть не в море без вреда для репутации. Такое времяпрепровождение допускало медленную Введение 37 прогулку внизу по кромке воды (он даже не замечает, как вода мочит его ноги, ему все равно что вода что земля!) глаза обра­ щены к небу и сурово выискивают невидимые другим призна­ ки будущей погоды (Местный рыбак Приди!)6. Романист хочет показать нам, что Приди неадекватно истолковывает неясные впечатления, которые его чисто телесные действия производят, как он думает, на окружа­ ющих. Мы и дальше можем подсмеиваться над Приди, полагая, что он действует с целью создать о себе особое впечатление и впечатление ложное, тогда как другие при­ сутствующие либо вообще не замечают его, либо еще хуже, то впечатление о себе, какое Приди страстно хочет заста­ вить их принять, оказывается сугубо частным необъек­ тивным впечатлением. Но для нас в этом единственно важно, что тот вид впечатлений, который, как полагает Приди, он производит, - это реально существующий вид впечатлений, какой верно или неверно получают от когото в своей среде другие. Как сказано выше, когда индивид появляется перед другими, его действия начинают влиять на определение ситуации, которое они начали формировать до его появ­ ления. Иногда этот индивид будет действовать полно­ стью расчетливо, выражая себя данным способом, чтобы произвести на других именно то впечатление, которое с наибольшей вероятностью вызовет у них желанный ему отклик. Нередко, будучи расчетливым в своей деятель­ ности, он может относительно слабо сознавать это. Порой он будет намеренно и осознанно выражать себя опреде­ ленным образом, но, в основном, потому, что такого рода выражения вызваны к жизни традицией его группы или его социальным статусом, а не какой-то конкретной реак­ цией (отличающейся от смутного принятия или одобре­ ния), вероятностно ожидаемой от людей, находящихся под впечатлением от данного самовыражения. Наконец, вре­ мя от времени сами традиции одной из ролей индивида позволяют ему создать стройное впечатление определен­ ного рода, хотя он, возможно, ни сознательно, ни бессозна­ тельно и не собирался производить такого впечатления. Другие, в свою очередь, могут или получать впечатления 5 Sansom W. A contest of ladies. L.: Hogarth, 1956. P. 230-232. 38 И. Гофман. Представление себя другим... просто от усилий индивида что-то передать, или непра­ вильно понимать ситуацию и приходить к умозаключе­ ниям, не оправдываемым ни намерениями этого индиви­ да, ни фактами. Во всяком случае, поскольку другие дей­ ствуют так, как если бы индивид передавал конкретное впечатление, можно принять функциональный или праг­ матический подход, допустив, что индивид «эффективно» воплотил данное определение ситуации и «эффективно» внедрил понимание того, что подразумевает данное состо­ яние дел. В реакции других имеется один момент, который тре­ бует здесь специального комментария. Зная, что индивид, скорее всего, будет представлять себя в благоприятном свете, другие могут делить наблюдаемое ими на две час­ ти: часть, которой индивиду относительно легко манипу­ лировать по желанию, поскольку она состоит, преимуще­ ственно из его вербальных утверждений; и часть, состо­ ящую преимущественно из проявлений непроизвольно­ го самовыражения индивида, которой он, видимо, почти не владеет или которую не контролирует. В таком слу­ чае другие могут использовать то, что считается неуправ­ ляемыми элементами его экспрессивного поведения, для проверки достоверности передаваемого элементами управ­ ляемыми. В этом проявляется фундаментальная асим­ метрия, присущая процессу к о м м у н и к а ц и и: индивид, предположительно, сознает коммуникацию только по од­ ному из своих каналов, тогда как наблюдатели восприни­ мают сообщения и по этому каналу и по какому-то дру­ гому. К примеру, жена одного шетландского хуторянина, подавая местные островные блюда гостю с «материка» (главного острова Великобритании) с вежливой улыбкой выслушивала его вежливые похвалы тому, что он ел, и одновременно подмечала скорость, с какой гость подно­ сил ко рту ложку или вилку, жадность, с какой он загла­ тывал пищу, выражение удовольствия при жевании, ис­ пользуя эти знаки для проверки высказанных чувств едока. Та же женщина, чтобы раскрыть, что один ее зна­ комый А «на самом деле» думает о другом знакомом Б, поджидала момента, когда Б в присутствии А оказывался вовлеченным в разговор с кем-то третьим В. Затем она скрытно следила за сменой выражений на лице А, наблю- Введение 39 давшего Б в разговоре с Б. Не участвуя в беседе с Б и не опасаясь его прямого наблюдения, А иногда расслаблял­ ся, терял обычную сдержанность, притворную тактичность и свободно выражал свои «действительные» чувства к Б. Короче, эта шетландка наблюдала никем другим не на­ блюдаемого наблюдателя. Далее, приняв как данность, что другие, по всей веро­ ятности, будут сверять более контролируемые элементы поведения человека с менее контролируемыми, можно ожидать, что иногда индивид попытается извлечь выгоду из самой этой вероятности, так направляя впечатления от своего поведения, чтобы они воспринимались инфор­ мационно надежными 6 . Например, будучи допущенным в тесный социальный кружок, участвующий наблюдатель может не только сохранять приемлемый внешний вид во время выслушивания информанта, но и постараться со­ хранять такой же вид при наблюдении информанта, раз­ говаривающего с другими. Тогда наблюдателям наблю­ дателя будет не так легко раскрыть, какова его действи­ тельная позиция. Конкретную иллюстрацию этому мож­ но подобрать из жизни на Шетландских островах. Когда к местному жителю заглядывает на чашку чая сосед, по­ следний, проходя в дверь дома, обычно изображает на ли­ це, по меньшей мере, подобие теплой ожидаемой улыбки. При отсутствии физических препятствий вне дома и не­ достатке света внутри его обычно имеется возможность наблюдать приближающегося к дому гостя, самому оста­ ваясь незамеченным. Нередко островитяне позволяли себе удовольствие любоваться, как перед дверью гость сгоняет с лица прежнее выражение и заменяет его светски-общи­ тельным. Однако некоторые посетители, предвидя этот соседский экзамен, машинально принимали светский об­ лик на далеком расстоянии от дома, тем обеспечивая по­ стоянство демонстрируемого другим образа. Такого рода контроль над частью индивидуальности восстанавливает симметрию коммуникационного процес6 В широко известных и весьма солидных трудах Стивена Поттера, в частности, обсуждаются знаки, которые можно подстроить, чтобы дать проницательному наблюдателю якобы случайные ключи, необходимые ему для обнаружения скрытых добродетелей, какими манипулятор зна­ ками в действительности не обладает. 40 И. Гофман. Представление себя другим... са и подготавливает сцену для своеобразной информаци­ онной игры - потенциально бесконечного круговраще­ ния утаиваний, лживых откровений, открытий и переот­ крытий. К этому следует добавить, что поскольку другие будут, скорее всего, довольно беспечно относиться к не­ управляемым элементам в поведении индивида, то этот последний, контролируя их, сможет многое приобрести. Другие, конечно, могут почувствовать, что он манипули­ рует якобы стихийными аспектами своего поведения, и усмотреть в самом этом акте манипуляции некий тене­ вой момент в его поведении, который он не сумел прокон­ тролировать. Это дает нам еще одну проверку поведения индивида, на этот раз - его предположительно нерассчитанного поведения, тем самым вновь восстанавливая асим­ метрию коммуникационного процесса. Отметим попут­ но, что искусство проникновения в чужие розыгрыши «рассчитанной нерасчетливости», по-видимому, развито лучше нашей способности манипулировать собственным поведением, так что независимо от количества шагов, сде­ ланных в информационной игре, зритель, вероятно, всегда будет иметь преимущество над действующим, и первона­ чальная асимметрия процесса коммуникации, похоже, сохранится. Допуская, что индивид планирует определение ситу­ ации, когда появляется перед другими, мы должны так­ же видеть, что эти другие, какой бы пассивной ни каза­ лась их роль, будут и сами успешно направлять опреде­ ление ситуации благодаря своим ответным реакциям на действия индивида и всевозможным начинаниям, откры­ вающим ему новые пути действия. Обычно определения ситуации, проецируемые несколькими разными участни­ ками, достаточно созвучны друг другу, так что открытые противоречия случаются редко. Это вовсе не означает, что когда каждый участник чистосердечно выражает то, что он действительно чувствует, и честно соглашается с выра­ женными чувствами других присутствующих, там непре­ менно возникнет своего рода консенсус. Этот род гармо­ нии есть оптимистический идеал и вовсе необязателен для слаженной работы общества. Скорее, от каждого уча­ стника взаимодействия ждут подавления своих непосред­ ственных сердечных чувств, чтобы он передавал лишь та- Введение 41 кой взгляд на ситуацию, который, по его ощущению, бу­ дут в состоянии хотя бы временно принять другие. Под­ держанию этого поверхностного согласия, этой видимо­ сти консенсуса помогает сокрытие каждым участником его собственных желаний за потоком высказываний, ут­ верждающих ценности, которым любой присутствующий чувствует себя обязанным клясться в верности, хотя бы на словах. Кроме того, обычно приходится считаться и со своеобразным разделением труда при определении ситу­ ации. Каждому участнику позволительно устанавливать пробные авторизованные правила отношения к предме­ там, жизненно важным для него, но напрямую не затра­ гивающим других, например, к рациональным объясне­ ниям и оправданиям своей прошлой деятельности. В об­ мен за эту вежливую терпимость он молчит или избега­ ет тем, важных для других, но не столь важных для него. В таком случае мы имеем своего рода modus vivendi* во взаимодействии. Участники совместно формируют един­ ственное общее определение ситуации, которое подразу­ мевает не столько реальное согласие относительно суще­ ствующего положения дел, сколько реальное согласие от­ носительно того, чьи притязания и по каким вопросам временно будут признаваться всеми. Должно также суще­ ствовать реальное согласие о желательности избегать от­ крытого конфликта разных определений ситуации 7 . Этот уровень согласия можно называть «рабочим консенсу­ сом». Надо понимать, что рабочий консенсус, установив­ шийся в одной обстановке взаимодействия, будет совер­ шенно отличаться по содержанию от рабочего консенсу­ са, сложившегося в иной обстановке. Так, между двумя друзьями за обедом поддерживается взаимная демон7 Конечно, взаимодействие может быть специально организовано с целью найти в нем время и место для выражения разногласий во мне­ ниях, но в таких случаях участники должны договориться, что не будут ссориться из-за определенного тона голоса, словаря и уровня серьезнос­ ти аргументации, а также условиться о взаимном уважении, которое спорящие участники обязаны тщательно соблюдать по отношению друг к другу. К этому дискуссионному или академическому определению си­ туации можно прибегать и в срочном и в неторопливо-рассудительном порядке как к способу перевода серьезного конфликта взглядов в такой конфликт, с которым можно управиться в приемлемых для всех при­ сутствующих рамках. * Условия существования (лат.). 42 И. Гофман. Представление себя другим... страция привязанности, уважения и интереса друг к дру­ гу. В другом случае, например в сфере услуг, сотрудник заведения тоже может поддерживать образ бескорыстной увлеченности проблемой клиента, на что клиент отвечает демонстрацией уважения к компетентности и порядоч­ ности обслуживающего его специалиста. Но независимо от таких различий в содержании, общая форма этих рабо­ чих приспособлений одинакова. Учитывая тенденцию отдельного участника принимать заявки на определение ситуации, сделанные другими при­ сутствующими, можно оценить ключевую важность ин­ формации, которой индивид первоначально обладает или которую приобретает о своих соучастниках, ибо именно на базе этой исходной информации индивид начинает определять ситуацию и выстраивать свою линию ответ­ ных действий. Первоначальная проекция индивида зас­ тавляет его следовать тому, кем он полагает быть, и оста­ вить всякие претензии быть кем-то другим. По мере того как взаимодействие участников развивается, в это перво­ начальное информационное состояние, разумеется, вносят­ ся дополнения и модификации, но существенно, что эти позднейшие изменения без противоречий соотносятся с первоначальными позициями (и даже строятся на них) отдельных участников. Похоже в начале встречи инди­ виду легче сделать выбор относительно того, какую ли­ нию обхождения распространять на других присутству­ ющих и какой требовать от них, чем менять принятую однажды линию, когда взаимодействие уже идет полным ходом. В обыденной жизни тоже, конечно, встречается ясное понимание важности первых впечатлений. Так, рабочая сноровка занятых в сфере услуг часто зависит от способ­ ности захватывать и удерживать инициативу в отноше­ ниях, возникающих при обслуживании клиентов - спо­ собности, которая требует тонкой агрессивной тактики со стороны обслуживающего персонала, если его социоэкономический статус ниже статуса клиента. У. Уайт пояс­ няет это на примере поведения официантки: Первым бросается в глаза факт, что официантка, которая работает в условиях сильного давления со всех сторон, не прос­ то пассивно реагирует на требования своих клиентов. Она уме- Введение 43 ло действует с целью контролировать их поведение. Первый во­ прос, приходящий нам в голову при виде ее взаимоотношений с клиентурой таков: «Обуздает ли официантка клиента, или кли­ ент подавит официантку?» Квалифицированная официантка по­ нимает решающее значение этого вопроса... Умелая официантка останавливает клиента доверительно, но без колебаний. К примеру, она может обнаружить, что новый клиент сел за столик сам, прежде чем она успела убрать гряз­ ные тарелки и переменить скатерть. В данный момент он опи­ рается на столик, изучая меню. Она приветствует его, говорит: «Пожалуйста, позвольте заменить скатерть», потом, не ожидая ответа, отбирает у него меню, вынуждая его отодвинуться от столика, и делает свое дело. Отношения с клиентом вежливо, но твердо направляются в нужное русло, и здесь не возникает во­ проса, кто руководит ими8. Когда взаимодействие, начатое под влиянием «первых впечатлений», само оказывается первым в обширном ряду взаимодействий с теми же участниками, мы говорим о «хорошем начале» и чувствуем решающее значение это­ го начала. Так, некоторые учителя в отношениях с уче­ никами придерживаются следующих взглядов: Никогда нельзя позволять им брать над вами верх - или вы пропали. Поэтому я всегда начинаю жестко. В первый же день, входя в новый класс, я даю им понять, кто здесь хозяин... Вы просто вынуждены начинать жестко, чтобы потом иметь возможность ослабить вожжи. Если начать с послаблений, то когда вы попытаетесь проявить твердость - они будут просто смотреть на вас и смеяться9. Точно так же служители в психиатрических лечебни­ цах нередко чувствуют, что если нового пациента в пер­ вый же день его пребывания в палате круто осадить и по­ казать ему кто хозяин, - это предотвратит многие буду­ щие неприятности 10 . Признав, что индивид способен успешно проецировать определение ситуации при встрече с другими, можно пред­ положить также, что в рамках данного взаимодействия вполне возможны события, которые будут противоречить, 8 Whyte W. F. (ed.). Industry and society. Ch. 7. When workers and customers meet. N.Y.: McGraw-Hill, 1946. P. 132-133. 9 Becker H. S. Social class variations in the teacher-pupil relation­ ship // Journal of Educational Sociology. Vol. 25. P. 459. 10 Taxel H. Authority structure in a Mental Hospital Ward / Unpublished Master"s thesis. Department of Sociology. University of Chicago, 1953. 44 И. Гофман. Представление себя другим... дискредитировать или иным способом ставить под со­ мнение эту проекцию. Когда случаются такие разруши­ тельные для нее события, взаимодействие само собой мо­ жет остановиться в замешательстве и смущении. Неко­ торые из предпосылок, на которых основывались реак­ ции участников, оказываются несостоятельными, и они обнаруживают, что втянуты во взаимодействие, для кото­ рого ситуация была определена плохо, а далее и вообще не определена. В такие моменты индивид, чье представ­ ление себя микрообществу скомпрометировано, может испытывать стыд, а другие присутствующие - враждеб­ ность и все участники могут ощущать болезненную не­ ловкость, замешательство, потерю самообладания, смуще­ ние и своего рода аномальность ситуации как следствие крушения социальной микросистемы взаимодействия лицом-к-лицу. Подчеркивая тот факт, что первоначальное определе­ ние ситуации, проецируемое индивидом, склонно стано­ виться планом для последующей совместной деятельно­ сти, то есть рассматривая все в первую очередь с точки зрения самого этого действия, - нельзя упустить из виду решающий факт, что всякое проецируемое определение ситуации имеет еще и отчетливо выраженный мораль­ ный характер. И именно на этом моральном характере проекций преимущественно сосредоточен научный инте­ рес данного исследования. Общество организовано на принципе, что любой индивид, обладающий определен­ ными социальными характеристиками, имеет моральное право ожидать от других соответствующего обхождения и оценки. С этим принципом связан и второй, а именно, что индивид, который скрыто или явно сигнализирует другим о наличии у него определенных социальных ха­ рактеристик, обязан и в самом деле быть тем, кем он се­ бя провозглашает. В результате, когда индивид проеци­ рует определение ситуации и тем самым скрыто или явно притязает быть лицом определенного рода, он автомати­ чески предъявляет другим и некое моральное требова­ ние оценивать его и обращаться с ним так, как имеют право ожидать люди его категории. Он также неявно от­ казывается от всех притязаний представляться тем, кем Введение 45 он на деле не является11, и, следовательно, отказывается от претензии на обращение, приличествующее таким лю­ дям. Тогда другие согласятся признать, что индивид ин­ формировал их и о том, что есть в действительности, и о том, что они должны видеть в качестве этого «есть». Нельзя судить о важности срывов в процессе опреде­ ления ситуации по частоте, с какой они случаются, ибо очевидно, что они происходили бы еще чаще, если бы не соблюдались постоянные предосторожности. Думаю, что во избежание этих срывов постоянно применяются пре­ дупредительные практические процедуры, а также кор­ ректировочные действия, дабы возместить ущерб от вре­ доносных происшествий, которых не удалось избежать. Когда индивид пускает в ход эти стратегии и тактики с целью отстоять свои собственные Проекции, то эти дей­ ствия называют «защитной практикой»; когда же некий участник применяет их, чтобы спасти определение ситу­ ации, спроецированное другим, то об этом говорят как ©«покровительственной практике» или «такте». Вместе взятые защитные и покровительственные практики охва­ тывают процедуры, которые призваны оберегать впечат­ ление, выношенное индивидом во время его присутствия перед другими. К этому следует добавить, хотя люди срав­ нительно легко могут увидеть, что без применения за­ щитных практик не выжило бы никакое первоначально произведенное впечатление, им, вероятно, гораздо труднее понять, что очень немногие впечатления смогли бы вы­ жить, когда бы получатели этих впечатлений не соблюда­ ли такта при их восприятии. Кроме факта применения мер предосторожности для предупреждения нарушений в проецируемых определе­ ниях ситуации, можно также отметить, что усиленное вни­ мание к таким нарушениям играет существенную роль в социальной жизни группы. Там разыгрываются гру­ бые социальные мистификации и шутки, где целенаправ­ ленно подстраиваются неудобные, смущающие положе11 Эта роль свидетелей в ограничении возможностей самовыражения индивида особо подчеркивалась экзистенциалистами, которые усматри­ вали в этом основную угрозу индивидуальной свободе. См.: Sartre J.-P. Being and nothingness. L.: Methuen, 1957. И. Гофман. 46 Представление себя другим... ния, к которым надо относиться несерьезно12. Сочиняют­ ся фантазии, в которых происходят головокружительные разоблачения. Рассказываются и пересказываются анек­ доты из прошлого (реального, приукрашенного или вы­ мышленного), обстоятельно расписывающие бывшие или почти бывшие трудности, с которыми удалось блистательно справиться. По-видимому, не найдется ни одной разно­ видности групп, которая не имела бы готового запаса та­ ких игр, фантазий и назидательных историй, - запаса, используемого в качестве источника юмора, средств из­ бавления от тревог и санкций для поощрения индивидов быть скромными в своих притязаниях и благоразумны­ ми в ожиданиях. Человек может раскрывать себя и в рассказах о воображаемых попаданиях в неловкие поло­ жения. В семьях любят рассказывать о случае с гостем, перепутавшим даты и прибывшим, когда ни дом, ни люди в нем не были готовы к его приему. Журналисты рас­ сказывают о случаях, когда прошла настолько многозна­ чительная и понятная для всех опечатка, что были юмо­ ристически разоблачены напускная объективность газе­ ты и соблюдаемый ею декорум. Работники общественных служб рассказывают о клиентах, которые очень забавно недопонимали вопросы в заполняемых анкетных формах и давали ответы, которые подразумевали крайне неожи­ данные и причудливые определения ситуации 13 . Моряки, чья «семья» вдали от родного дома состоит из одних муж­ чин, рассказывают истории о матросе на гобывке, кото­ рый за домашним столом непринужденно просил мать передать ему «такого-разэдакого масла»14. Дипломаты пе­ ресказывают байку о близорукой королеве, вопрошающей республиканского посла о здоровье его короля15 и т. д. Подведем теперь итоги. Я допускаю, что когда инди­ вид появляется перед другими, у него возникает множе12 Goffman Е. Communication conduct in an island community. P. 319- 327. 13 Blau P. Dynamics of bureaucracy / Ph.D. dissertation. Department of Sociology. Columbia University. University of Chicago Press, 1955. P. 127- 129. 14 Beattie W. M. (jr.). The merchant seaman / Unpublisshed M. A. re­ port. Department of Sociology. University of Chicago, 1950. P. 35. 15 Ponsonby F. Recollections of three reigns. L.: Eyre & Spottiswoode, 1951. Введение 47 ство мотивов для попыток контролировать впечатление, которое они получают из наблюдения ситуации. В этой книге исследуются некоторые из общепринятых приемов, применяемых людьми для поддержания таких впечатле­ ний, и некоторые обычные возможности применения этих приемов. Конкретное содержание любой деятельности от­ дельного участника, или роль, которую оно играет во вза­ имозависимых видах деятельности работающей социаль­ ной системы, в ней не обсуждаются. Меня интересуют лишь драматургические проблемы участника, представ­ ляющего свою деятельность другим. Проблемы, решаемые с помощью сценического мастерства и сценической ре­ жиссуры, иногда тривиальны, но очень распространены. По-видимому, сценические задачи встречаются в социаль­ ной жизни на каждом шагу, обеспечивая тем самым чет­ кую путеводную нить для формального социологического анализа. Уместно закончить это введение несколькими опреде­ лениями, которые подразумевались в предыдущем и пона­ добятся в будущем изложении. Для целей этого исследо­ вания достаточно приблизительного общего определения взаимодействия (точнее, взаимодействия лицом-к-лицу) как взаимного влияния индивидов на действия друг дру­ га в условиях непосредственного физического присутствия всех участников. Единичное взаимодействие можно опре­ делить как все проявления взаимодействия в каком-ни­ будь одном эпизоде, во время которого данное множество индивидов непрерывно находилось в присутствии друг друга. К характеристике такого взаимодействия так же хорошо подошел бы термин «контакт». «Исполнение» (или «выступление») можно определить как все проявле­ ния деятельности данного участника в данном эпизоде, которые любым образом влияют на любых других уча­ стников взаимодействия. Взяв одного конкретного уча­ стника и его исполнение за базисную точку отсчета, мож­ но определить другие категории исполнителей как пуб­ лику, аудиторию, наблюдателей или соучастников. Пре­ дустановленный образец действия, который раскрывает­ ся в ходе какого-нибудь исполнения и который может быть исполнен или сыгран и в других случаях, можно 48 И. Гофман. Представление себя другим... обозначить терминами «партия» или «рутина»16. Эти ситу­ ационные термины легко связать с общепринятыми струк­ турными. Когда индивид или «исполнитель» в разных обстоятельствах играет одну и ту же партию перед одной и той же аудиторией, тогда, вероятно, имеет смысл гово­ рить о возникновении «социального отношения». Опре­ делив «социальную роль» как свод прав и обязанностей, сопряженных с данным статусом, можно утверждать, что одна социальная роль способна включать больше чем одну партию и что каждую из этих различных партий испол­ нитель может представлять в ряде случаев одним и тем же типам аудитории или аудитории, состоящей из одних и тех же лиц. 16 См. комментарии в книге Ноймана и Моргенштерна о важности различения рутины взаимодействия и любого конкретного случая, ког­ да эта рутина специально разыгрывается: Neumann J. von, Morgenstern О. The theory of games and economic behavior. Princeton University Press, 1947. P. 49. ГЛАВА ПЕРВАЯ ИСПОЛНЕНИЯ ВЕРА В ИСПОЛНЯЕМУЮ ПАРТИЮ Когда индивид исполняет какую-то житейскую партию во время взаимодействия с другими, он неявно просит сво­ их наблюдателей всерьез воспринимать создаваемый перед ними образ. Их просят поверить, *1то персонаж, которого они видят перед собой, действительно обладает демонстри­ руемыми качествами, что исполняемая им «сценическая» задача будет иметь именно те последствия, которые ею скрыто подразумевались, и что, вообще, вещи таковы, ка­ кими кажутся. Этому соответствует распространенный взгляд, будто индивид предлагает свое исполнение и ра­ зыгрывает свой спектакль «для блага других людей». И потому будет уместно начать разбор разновидностей испол­ нений, перевернув постановку вопроса и обратив внима­ ние на собственную веру индивида в тот образ реальности, какой он пытается запечатлеть в головах окружающих его. На одном полюсе исполнитель может быть полностью захвачен собственной игрой и искренне убежден, что впе­ чатление о реальности, которое он создает, это и есть са­ мая доподлинная действительность. Когда его аудитория тоже убеждена в правдивости разыгрываемого спектакля (а это, по-видимому, типичный случай), тогда, по мень­ шей мере на какое-то время, только социолог или лицо со­ циально недовольное будут иметь некоторые сомнения на­ счет «реальности» представляемого. На другом полюсе исполнитель может совсем не увле­ каться собственной рутиной. Такая возможность допусти­ ма, потому что никто не в состоянии быть столь же совер­ шенным наблюдателем и видеть действие насквозь так, как лицо, которое ставит его. Соответственно исполнитель 50 И. Гофман. Представление себя другим... может быть движим стремлением управлять убежденно­ стью своей аудитории исключительно как средством для других целей и не интересоваться как конечной целью тем понятием, которое эта аудитория имеет о нем или о ситу­ ации. Когда у человека нет веры в собственное действие и в конце концов нет интереса к верованиям своей аудито­ рии, можно назвать его циником, закрепив термин «ис­ кренние» за людьми, верящими во впечатление, произво­ димое их собственным исполнением. Следует иметь в виду, что циник, при всем его профессиональном безразличии, может, однако, получать от своего маскарада непрофесси­ ональное удовольствие, испытывая в душе своеобразное злорадное веселье от самого факта, что он по прихоти мо­ жет забавляться тем, что его аудитория обязана восприни­ мать всерьез1. Конечно, при этом не предполагается, будто все цинич­ ные исполнители заинтересованы в обмане своих аудито­ рий ради личной корысти или частной выгоды. Цинич­ ный индивид может вводить в заблуждение людей своей аудитории для, как он считает, их же собственного блага, или для блага местной общины и т. п. За подтверждением этого нет нужды обращаться к умудренным печальным опытом моралистам вроде Марка Аврелия или Ян Чжу. Известно, что работники в сфере услуг, которые в осталь­ ном могут быть правдивыми, иногда просто вынуждены обманывать своих клиентов, поскольку те сами простосер­ дечно на это напрашиваются. Доктора, прописывающие пациентам безвредные пилюли-пустышки, служители на автозаправочных станциях, которые смиренно проверяют и перепроверяют давление в шинах для успокоения беспо­ койных женщин-автомобилисток, продавцы в обувных магазинах, продающие подходящие по мерке туфли, но называющие покупательнице тот размер, какой она хочет услышать, - все это примеры циничных исполнителей, 1 Возможно, истинное преступление афериста не в том, что он отбира­ ет у своих жертв деньги, а в том, что он крадет у всех веру, будто манеры и облик, характерные для среднего класса, способны показать только ос­ новательные люди из среднего класса, на деле принадлежащие к нему. Разочарованный профессионал может цинично пренебрегать определен­ ным служебным отношением, которого ждут от него для себя его клиен­ ты, но мошенник ставит себя в положение, которое заставляет его прези­ рать весь законопослушный мир - мир легавых. Исполнения. Вера в исполняемую партию 51 чьи аудитории не позволяют им быть до конца правдивы­ ми. Похоже, что и сочувствующие врачам пациенты в пси­ хиатрических лечебницах иногда симулируют причудли­ вые симптомы, чтобы не разочаровывать студентов-прак­ тикантов разумным поведением при исполнении роли ду­ шевнобольного 2 . Аналогично, когда подчиненные из всех гостей наиболее щедро принимают своих начальников, эго­ истичное желание извлечь из этого пользу для себя может и не быть здесь главным мотивом: возможно, подчинен­ ный всего лишь тактично пытается создать начальнику обстановку «как дома», по своему разумению имитируя привычный тому мир. Итак, предположительно существуют две крайности: ин­ дивид или искренне увлечен собственным действием, или цинично относится к нему. Эти крайности представляют собой нечто большее чем просто крайние точки некоего континуума. Каждая из них дает человеку позицию, кото­ рая имеет свои особенные средства безопасности и защи­ ты, и потому тот, кто приблизился к одному из указанных полюсов, будет склонен дойти до конца. Начав с отсутст­ вия внутренней веры в собственную роль, индивид может последовать логике естественного движения, описанного Р. Парком: Вероятно, это не простое историческое совпадение, что слова «личность», «персона» в своих первоначальных значениях го­ ворят о личине и маске. Скорее, это похоже на признание фак­ та, что всегда и везде, более или менее сознательно, ка

• Просмотров: 233
• Скачиваний: 329
• Размер файла: 234146 kb
• 2000 г.
  Твердый переплет, 304 стр.
  ISBN 5-93354-006-4
  Тираж: 3000 экз.
  Формат: 84x108/32

КНИГА ИРВИНГА ГОФМАНА "ПРЕДСТАВЛЕНИЕ СЕБЯ ДРУГИМ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ" И СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ 5
ПРЕДИСЛОВИЕ 29
ВВЕДЕНИЕ 32
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ИСПОЛНЕНИЯ 45
Вера в исполняемую партию 45
Передний план исполнения 54
Театральное воплощение 63
Идеализация 67
Поддержание зкспрессивного контроля 84
Ложные представления 91
Мистификации 101
Действительность и уловки 105
ГЛАВА ВТОРАЯ. КОМАНДЫ 112
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЗОНЫ И ЗОНАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ 142
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ПРОТИВОРЕЧИВЫЕ РОЛИ 179
ГЛАВА ПЯТАЯ. КОММУНИКАЦИЯ С ВЫХОДОМ ИЗ
ПРЕДСТАВЛЯЕМОГО ХАРАКТЕРА 208
Обсуждение отсутствующих 211
Сценические разговоры 217
Командный сговор 218
Перестроения в ходе исполнения 231
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ИСКУССТВО УПРАВЛЕНИЯ ВПЕЧАТЛЕНИЯМИ 251
Защитные меры и практики 256
Покровительственные действия 274
Тактичность относительно другой тактичности 279
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. РАМКИ СОЦИАЛЬНОГО ВЗАИМО
ДЕЙСТВИЯ 283
Аналитический контекст 284
Личность-Взаимодействие-Общество 28 7
Сравнения и исследовательские возможности 289
Роль выразительности в передаче впечатлений о себе 295
Инсценирование и социальное Я человека 299

Загрузить Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни

Эта книга представляется мне чем-то вроде учебника, где подробно разбирается один из возможных социологических подходов к изучению социальной жизни, особенно той ее разновидности, которая организована в ясных материальных границах какого-либо здания или заведения. В ней описано множество приемов, в совокупности образующих методический каркас, который можно применять при изучении любого конкретного социального уклада, будь то семейного, промышленного или торгового.
Подход, развиваемый в данной работе, - это подход театрального представления, а следующие из него принципы суть принципы драматургические. В ней рассматриваются способы, какими индивид в самых обычных рабочих ситуациях представляет себя и свою деятельность другим людям, способы, какими он направляет и контролирует формирование у них впечатлений о себе, а также образцы того, что ему можно и что нельзя делать во время представления себя перед ними.

В начале, нужно сказать о том, что данная книга представляет собой результат научного исследования человеческого взаимодействия. Исходя из этого, можно сделать вывод, что учёными социологами были проведены исследования самых разных взаимодействий и в дальнейшем И. Гофман написал свою книгу, которая стала результатом деятельности социологов.

Введение.

Как известно, что людям свойственно собирать информацию о тех, кто с ними рядом находится. Ведь с получением «желаемой» информацией индивид сможет предсказать ту или иную реакцию от человека или же знать, что другой от них ждёт. Такими носителями информацией можно считать «знаковые средства выражения». Самое интересное это то, что получить информацию можно разными способами: наблюдение, применять предыдущий опыт общения, знание самого индивида (можно угадать, как индивид будет вести себя в той или иной ситуации), общение.

Но бывают такие случаи, когда общение и наблюдения с определённым индивидом не помогают «раскусить» другого индивида, то тогда, по мнению Гофмана, человеку необходимо выразиться(намеренно или ненамеренно), а другим получить впечатления о нём. Стоит выделит тот факт, что самовыражения содержит в себе два разных вида «знаковой активности»:

· Произвольное, когда индивид даёт о себе информацию (вербальное общение, чаще всего).

· Непроизвольное , когда индивид выдаё т себя (по Гофману, это симптоматика самого действующего лица).

Если использовать произвольное самовыражение, использую вербальное общение, то именно этот процесс и будет называться «коммуникацией».

Основное различие между произвольным и непроизвольным самовыражением это то, что первое -это обман, а второе-это притворство .

Гофман выделяет такой термин, как единичное взаимодействие. Это значит, что когда множество индивидов находятся в присутствии друг друга,между ними возникает некий единичный эпизод, который они «переживают». Если говорить о характеристиках данного взаимодействия, то можно выделить следующие:

· «Контакт», «Исполнение»- это характеризует то, что все происходящие взаимодействия, участники которого находятся непосредственно в определённом эпизоде, влияют друг на друга.

· «Партия», «Рутина»-это определённый образец действия, который индивид может применить в других ситуациях.

· «Социальные отношения»-такого рода отношения возникают, когда индивид может играть одну и ту же партию или ситуацию перед одной и той же группой лиц.

· «Социальная роль»-похожа на социальные отношения.

Исполнения.

Вера в исполняемую роль.

В данном разделе Ирвинг Гофман говорит о том, что существует определённый цикл «от неверия к вере». Изначально всё складывается так, что у индивида появляется некая убеждённость, а под конец-цинизм. Очень часто получается так, что сначала индивид увлечён своим профессиональным исполнением, а потом он начинает «выбирать» между цинизмом и искренностью. Это продолжается до тех пор, пока человек не пройдёт, все эти фазы и пока у него не установится убеждения по этому поводу.

Передний план исполнения.

Термин «исполнение» Ирвинг Гофман использует для обозначения всех возможных действий и поступков индивида, который находится в поле зрения множества зрителей. Исходя из этого, мы будем называть его «передний план» . Передний план состоит из совокупности тех выразительных приёмов и инструментов, которые появляются у индивида в процессе своего исполнения. Они могут развиваться, как намеренно, так и невольно.

Передний план имеет составляющее, как:

· Обстановка (мебель, декорации, место участников). То есть всё то, что способствует для реализации действий индивида.

Кроме того, помимо «переднего плана» существует «личный передний план».

«Личный передний план», как правило, очень тесно связан непосредственно с самим исполнителем, который «следует» с ним повсюду. У «личного переднего плана» есть отличительные элементы, например:

· Положения ранга.

· Пол.

· Возраст.

· Расовая принадлежность.

· Внешность.

То есть все элементы, которыми обладает личный передний план являются для исполнителями некими отличительными чертами.

Ирвинг Гофман замечает, что «передний план» институционализируется «в виде обобщённых стереотипных ожиданий, развитию которому он даёт толчок, и приобретает какое-то самостоятельное значение и стабильность независимо от конкретных задач, которые случается исполнять во имя его в определённый момент времени» (стр59-60).

Но, что значит институционализируется ? Это значит, что один и тот же«передний план» могут применять и использовать разные рутинные исполнители. Поэтому данный вид плана будет являться, как «коллективным представлением».

Театральное воплощение.

Проблема театрализации индивидами собственной деятельности состоит в том, что индивиду очень важно показать всю значимость его деятельности по отношению к другим. А проблема в том, чтобы данный процесс на всём протяжении определённых взаимодействий был направлен на том, чтобы передать именно то, что хочет индивид и убедить в этом всех остальных.

Идеализация.

Ирвинг Гофман говорит о том, что «если индивид хочет довести своё исполнение до идеально образца, тогда ему придётся воздерживаться или скрывать свои действия, несовместимые с этим делом» (стр74). Данный «процесс» можно назвать идеализацией. Например, многие хозяйки заменяют товары высокого качества на более дешёвые, выдавая их за продукты высокого качества.

Команды.

Термин «исполнительная команда» или «команда» используется автором данной книги для того, чтобы показать наличие большого числа индивидов, сотрудничающих «в жизненной постановке какой-либо отдельно взятой рутинной партии» (стр115). Данные термины очень важны. Так как только в сплочённой команде человек может достигнуть желаемых результатов.

Введённый термин «команда» Ирвином Гофманом позволяет понять, что индивид может быть представлен, как в роли исполнителя, так и в роли своей собственной аудитории (или вообразить аудиторию присутствующих).

Существует очень тесная связь между индивидами , которые принадлежат к одной и той же команде. Исходя из этого, выделить несколько важных аспектов этой связи:

1. Каждый участник определённой команды должен придерживаться доброжелательного поведения, а другие следовательно, должны полагаться на него. При соблюдении этого условия между индивидами образуется «крепкая» связь.

2. Все участники группы связаны узами взаимной зависимости и взаимного панибратства.

Стоит отметить, что «команда» отличается от «клика» (то есть неформальной команды или малой группой) . «Клики» создаются для того, чтобы защитить индивида от лиц их собственных рангов, а не от лиц других социальных рангов.

Абсолютно все команды отличаются друг от друга тем, что имеют разные способы и степени, которыми они направляют свои исполнения. В большинстве случаев, в исполнении должны быть две функции при условии, если данная команда будет иметь распорядителя, который будет исполнять эти функции:

1. Распорядитель может корректировать любого члена команды, то есть он может применять наказания или приёмы успокоения.

2. Распорядитель может «распределить партии в исполнении и личных передних планов, применяемые в каждой партии» (стр134).

В данном параграфе «Команды» мы выяснили, что главная задача любой команды состоит в том, чтобы поддерживать равновесие определённой ситуации.(продолжение следует).